 |
| "Пастушки", художник В.Маковский |
На сайте МЦБ мы
уже сообщали о том, что в нашу
библиотеку поступили все четыре тома собрания сочинений Фёдора Андреевича
Щербины, начиная с 2008 года. В первом томе воспоминаний автор рассказывает о жизни
станицы Новодеревянковской, в которой проходили его детские годы. Книга вызвала
несомненный интерес, ведь это не только живо воспроизведённые картины исторических событий, но и увлекательное
чтение, написанное талантливым пером. И вот в «Каневских зорях» краевед
Валентин Цветков познакомил читателей с фрагментом книги, в котором описывается
судебный процесс над Харлампием Слабизьоном. Имена участников процесса хорошо
известны каневчанам, автор статьи ниже представил энциклопедическую справку-пояснение.
Первый том воспоминаний Ф.Щербины можно прочесть, пройдя по ссылке. А статью В.Цветкова – прямо здесь.
КАК МОВА СЛАБИЗЬОНА СУДИЛ
В одной из своих последних работ
«Пережитое, передуманное и осуществлённое» историк Кубанского казачьего войска
Фёдор Андреевич Щербина много и подробно поведал о своём детстве, проведённом в
родной станице Новодеревянковской. В своих воспоминаниях он приводит немало
случаев – смешных и даже комических, которые происходили и с ним, и с близкими
ему людьми.
Одним из таких можно считать
судебный процесс, имевший место к городе Ейске с участием подсудимого ‒
крёстного отца Фёдора Харлампия Антоновича Слабизьона и мирового судьи,
уроженца хутора Сладкий Лиман Василия Семёновича Мовы, больше известного
современникам как поэта и драматурга.
Случай, ставший предметом
разбирательства, произошёл в хуторе Слабизьона в период между 1861 и 1865
годами. Тогда же в практику были введены мировые судьи по назначению, и одну из
вакансий доверили Василию Мове.
Суть конфликта заключалась в том,
что Слабизьон убил из ружья трёхлетнюю тёлку соседа-хуторянина, которая
постоянно нарушала границу его частной собственности. Судья знал причуды
Харлампия Антоновича, поэтому разбирал дело со всеми предосторожностями, не
давая воли Слабизьону чувствовать и демонстрировать себя паном офицером и
беспрепятственно пользоваться своим невоздержанным языком. Когда Слабизьон
признал факт предъявленного ему обвинения, судья попросил рассказать, как всё произошло на самом деле. Вот как о процессе
писал Ф.А.Щербина.
‒ В законному порядку, господин
судья, - начал давать свои показания Слабизьон. – Я
всё зробив, що требуэтся, ‒ рассказывал судье есаул,
‒ не раз, не два, а сотни раз попережав оцього мугиря i шибеника,
щоб вiн не пускав телицi до мого млина.
Но судья остановил ответчика
словами: господин есаул, прошу вас не допускать в показаниях оскорбительных
слов и выражений, иначе, по закону, я обязан штрафовать вас. На первый раз
прощаю. Прошу вас продолжать.
‒ Слушаю,‒ сказал по военному
Слабизьон. ‒ Так оцей... того... не мугирь и не шибеник. Теперь по-прежнему я
не назову його шоб не понести штрафу. Так оцей лацапура...
‒ Вы опять оскорбляете, ‒ перебил
его судья.
‒ Ни тришечки, ‒ возразил
Слабизьон. ‒ Вин же лацапура, настоящий лацапура. Ось подивиться на его, хиба
вин не похожий на лацапуру?
‒ Вы всё-таки говорите оскорбительным
тоном, ‒ заметил судья, - и несколько раз обозвали истца оскорбительными
прозвищами. Штрафую вас тремя рублями.
‒ Зараз и гроши? ‒ спросил
Слабизьон.
‒ Зараз, ‒ ответил судья.
Слабизьон достал из кошелька трёхрублёвую
бумажку и положил её на судейский стол.
‒ Прошу продолжать, ‒ обратился
судья к Слабизьону, записывая штраф.
‒ Та отой не шибеник, не мугирь и
не лацапура не зробив того, про шо честно я просив его, и не припинив телици.
Ну вистимо, мени було жаль мого добра, бо телиця кожний день приходила до млина
та чухалась об привод и до того дочухалась, шо и млин уже начав скрипить.
Сказав я ему в останний раз при свидетелях: «Не пускай телици до мого млина, а
то застрелю». А вин все-таки пускав. От тоди тильки я и убив телицю.
- Вы допустили произвол, поступили
противозаконно... ‒ начал было говорить судья. Но Слабизьон гневно перебил его:
«Як противозаконно? Який такий произвол, коли я при свидетелях попережав
его?».
- Вы ж убили телицу, причинили
ущерб её хозяину, а потом я предлагаю вам или помириться, или заплатить
ему за телицу во сколько она будет оценена.
‒ Заплатить? - с раздражением заговорил
Слабизьон. ‒ За якусь падлючу телицю та ще падлючему... чи то бач... помилився,
… не мугирю, не шибенику и не лацапури гроши платить? Де ж той суд
справедливый? Телиця млин мени руйнуе, хозяин телици педтримуе ии, а я за це ще
й гроши повинен платить? Це ж не суд, а скандал!
‒ Господин есаул, ‒ заговорил
строгим голосом судья, ‒ прошу вас прекратить вашу речь. Вы непозволительно
ведёте себя в суде, допускаете такие площадные выражения, как «падлюча телиця»,
и неуважительно относитесь даже к суду. Штрафую вас в высшем размере десятью
рублями. Прошу заявить мне, намерены ли вы помириться с истцом или же пусть
суд разрешит дело в судебном порядке?
Слабизьон из-под лоба посмотрел на
судью, достал из кошелька десятирублёвку, положил на стол, тщательно осмотрел
кошелёк и спросил судью, какой высший штраф «за несудебные выражения» полагается.
‒ Десять рублей, ‒ ответил судья с
улыбкой.
Слабизьон в свою очередь улыбнулся
и, достав из кошелька ещё десятирублёвку, заговорил: «Хай суд без мене решае.
Бо я бачу, шо в суди немае мясця благородному офицеру вкупе с телицею. З
непривычки до такого суда я з пантилику збився и зараз не визьму в толк, як
шкидливу телицю назвать, чи так, як може мамзель телиця. От же я и ришив до
дому ихать. Нате вам мои останни десять карбованцив за мои останни слова, яки
не до вас, господин судья, видповидаю: на суди не для панив офицерив, а для
мугирив, шибенникив та лацапур мени начхать!». Слабизьон положил десять рублей на стол,
поклонился мировому судье й вышел из его камеры.
По приговору судьи Слабизьон уплатил десять рублей за
убитую телицу её владельцу и всем говорил: «Ну й суд! За шкидливу телицу десять
карбованцив присудил, а мене за мое правдивое словословие аж двадцатю тремя
карбованцями покарав и виходе: хай телицы пану млини розчухують, а язык крипко
держи за зубами, а то в суди уси гроши из кезени и гаманца повитягають, та, пожалуй,
и без штанов останешься за несудебни словеса».
Послесловие.
Василий Семёнович Мова.
Поэт, драматург, писатель, юрист. Родился 1 (13) января 1842 года в хуторе
Сладкий Лиман нынешнего Каневского района. Окончил Уманский (ст. Ленинградская)
пансионат, Екатеринодарскую мужскую гимназию и Харьковский университет. Писать
начал в студенческие годы. Первое его стихотворение было напечатано в 1881
году в журнале «Основа». В.С. Мова является автором пяти драматических произведений,
многих поэм, стихотворений, рассказов. Собрания его сочинений выходили в
Германии, Америке, Украине и России. Печатался в различных журналах и газетах.
Работал судебным следователем в Усть-Лабе, мировым судьёй в Ейске, присяжным
поверенным окружного суда в Екатеринодаре. Умер 1 июня 1821 года, похоронен в
Екатеринодаре на общем кладбище.
Харлампий Антонович Слабизьон.
Крёстный отец Фёдора Щербины, есаул, владелец хутора. Из простого казака стал
«паном офицером». Облюбовав в трёх верстах восточнее станицы Новодеревянковской
балку, он соорудил в ней пруд, завёл рыбу и раков. По склонам посадил сад,
огород, купил пасеку, построил ветряную мельницу, дом и хозяйственные
помещения. Развёл лошадей и других домашних животных. Занимался земледелием.
Уверенно управлял хозяйством и хутором, жил независимо, с комфортом. «Человек
живого ума и сильной воли с добавкой к ним достаточной доли находчивости и
юмора, ‒ вспоминал позже Ф. Щербина, ‒ без изворотов и хитросплетений брал
силой воли и энергией то, что ему требовалось...». Балка, где стоял хутор, и
сейчас называется Слабизьоновой.
Комментариев нет:
Отправить комментарий