"Колоски" Анатолия Иванова

Недавно мы опубликовали статью Владимира Сальникова, в которой он рассказал о журналисте Анатолии Иванове, упомянув о том, что в нашей библиотеке должна быть его книга стихов «Родное». К сожалению, к нам этот сборник не попал. Но прочитать некоторые стихи из него можно прямо в Интернете из материалов, подготовленных Белан Еленой Алексеевной. Она, работая в школьной библиотеке, встречалась с автором и была очарована его творчеством. В 2007 году Анатолий Васильевич благодаря каневским меценатам успел издать вторую книгу – «Колоски». Из ста экземпляров к нам попали две книги – одна находится у нас в читальном зале, вторая – в детской библиотеке. В ней собраны рассказы и короткие зарисовки под рубрикой «Страницы блокнота». О том, что книга мне понравится, я поняла уже после прочтения предисловия, которое автор назвал «Предварительное объяснение с читателем». Поразило то,  как автор «сконструировал» книгу, заботясь о тех, кто её будет читать. Рассказы помещены в такой очерёдности, чтобы читатель сначала улыбнулся, потом взгрустнул, ведь «и то, и другое лечит душу".

Анатолий Васильевич написал немало журналистских очерков о передовиках производства и давно заметил, что приходят они к своим трудовым рекордам по разным причинам.  Кто-то хотел заработать побольше, кто-то тешил самолюбие, глядя на свой портрет на Доске почёта. Но уважение людей всегда заслуживали только те, кто любил свой труд, относился к нему творчески и думал не только о себе. Таким был и герой рассказа «Ну и дурак ты, Николай». По итогам жатвы он мог получить путёвку в дом отдыха или талон на покупку машины, но вместо этого попросил первого секретаря райкома сделать  дорогу к родному хутору.

НУ И ДУРАК ТЫ, НИКОЛАЙ!

Николай Иванович Птаха всю жизнь провел на хуторе Васильки и никуда не отлучался от родного дома, если не считать его трехлетней службы в послевоенной Германии, чем очень гордился. Он пахал землю, растил и убирал хлеб. Ему уже было за шестьдесят. Несколько раз он собирался уходить на пенсию, да все не получалось. Вот и тогда он распрощался с друзьями в бригаде, поставил положенную по традиции бутылку, но домой приехал председатель колхоза Андрей Михайлович, справился о здоровье и, услышав, что оно «ничего», предложил:

‒ Николай Иванович, принимай комбайн. Очень прошу тебя. Кособрыков, наш маяк, вчера категорически отказался от работы, затребовал двойную оплату. А как я ее дам? И другим надо то же самое платить. А сам знаешь, мы начали молочный комплекс строить. Разбогатеем, говорю, тогда все и разрешится. Куда там! По кочкам понес и меня, и все правление. Очень прошу... Хлеб нынче уродился на славу.

Птаха знал: Кособрыков был избалован вниманием. Он ногой открывал председательский кабинет и требовал выдавать ему все новое: и машину, и запчасти. Слава о нем гремела в районе, о нем писала не только районная, но и краевая газета. Это, видно, вскружило ему голову. Кадров катастрофически не хватало, молодежь уезжала из хутора ‒ можно было и поторговаться с бригадиром и председателем.

И Николай Иванович ответил:

‒ Какой разговор, Михалыч!

И пошел ремонтировать комбайн. Он даже обрадовался. Настолько втянулся в работу, что уже не представлял себя без нее. Особенно любил жатву. Выйдя в поле, где колосилась пшеница, Птаха просто преображался. Обычно говорят о творческом вдохновении поэта, артиста и редко или совсем ничего ‒ крестьянина. А Николай Иванович был из этой когорты. Возбужденный, он подходил к комбайнеру, неуверенно клепавшему жатвенный сегмент, брал в руки молоток и говорил: «Бей с плеча, пока работа горяча!».  И через минуту-другую все было готово. И на поле работал на одном дыхании ‒ не просто скашивал ниву, а причесывал ее, стерня везде получалась на удивление ровной. И всегда перевыполнял задания.

‒ Как это вам все удается? ‒ спрашивали у него на совещании механизаторов.

Не рисуясь, на полном серьезе отвечал:

‒ А ты смотри. Зашел с утра на поле. А там еще сыро. Не жди, когда весь колос подсохнет, не сиди у лесополосы. Выйди на середину загонки, там уже солнце осветило, ветерок пшеницу просушил...

И на все у него были готовые ответы.

Уборка подходила к концу, комбайнеры добивали последние гектары, когда в обед к ним подъехала хорошо знакомая «Волга» с «нулевыми» номерами. Из нее вышли первый секретарь райкома и помощник, которого он брал с собой в особые моменты. Громко, как властный хозяин, секретарь поздоровался с мужиками и сказал, что по условиям соревнования не только в колхозе, но и в районе выходит Николай Иванович Птаха, и пожал ему руку, что-то сказал своему помощнику, и тот, расплываясь в улыбке, побежал к «Волге» и вернулся, на ходу раскрывая красное знамя, проворно вскочил на мостик «Дона», стал укреплять знамя над кабиной.

 Николай Иванович, ‒ пожав крепко руку, спросил первый, ‒ скажи, что тебе надо?

Райком был всевластным хозяином. Он давал передовикам путевки в дома отдыха, для поездки за границу, талоны на внеочередную покупку машин.

‒ Что надо, Николай Иванович? ‒ повторил секретарь.

Птаха, смущенный вниманием первого лица в районе, растерянно посмотрел в глаза товарищам и сказал:

‒ Мне?.. Дорогу на Васильки отремонтировать, Кузьма Федорович.

Секретарь перевел властный взгляд на своего помощника. Тот понимающе мотнул молодой шевелюрой и стал записывать просьбу хлебороба в блокноте.

Когда машина уехала с поля, первым к Николаю Ивановичу подскочил Кособрыков (он уже поступил в районную пожарную команду и приехал в колхоз проконтролировать: а не сгорит ли в хозяйстве урожай, если он не проявит бдительность?):

‒ Ну и дурак ты, Николай! Просил бы машину...

Через неделю в отдаленный хутор Васильки приехала со своей техникой целая бригада дорожных строителей и начала делать ответвление от проходившей километрах в двух трассы. Хутор наполнился гулом техники, запахом горячего асфальта.

Авторитет Николая Ивановича среди хуторян поднялся еще выше. Его избрали депутатом сельсовета, и он добросовестно исполнял свой долг. Но вскоре советскую власть распустили, дорога пришла в негодность, и хуторяне по колдобинам добирались до главной трассы.

И решил Николай Иванович по просьбе хуторян и велению своего сердца съездить в район. Он до блеска начистил на выходном пиджаке трудовые медали и знаки победителя социалистического соревнования, заодно прихватил армейские и трудовые грамоты и поехал в райцентр. На месте хорошо знакомого ему райкома уже располагался суд (самые лучшие здания тогда принадлежали райкомам партии, и их по рекомендации первого президента России, понимаешь, отдали судам). Там теперь у мраморного порога стояла милицейская машина, дожидаясь очередного осужденного. Первого секретаря отправили на пенсию.

Николай Иванович пошел к не менее роскошному зданию бывшего райисполкома, на котором теперь значилось непривычное слово «Администрация», и по таким же мраморным плитам поднялся наверх. Робко вошел в первый же начальственный кабинет.

‒ Вы к кому, дедушка? ‒ спросил молодой, начинающий полнеть человек.

Николай Иванович растерялся:

‒ Мне... Я... поговорить...

Но тот уже не слушал его. Ответил старой комсомольской шуткой:

 Если по делу ‒ ко мне, поговорить ‒ в соседний кабинет.

А ему и в самом деле хотелось поговорить, чтобы его выслушали, рассказать о трудностях, которые испытывают хуторяне. Выйдя и закрыв за собой дверь кабинета, пенсионер Птаха даже воспрянул духом: на ней значилось «Инструктор», а напротив, судя по золоченой табличке, находился заведующий отделом. Николай Иванович постучался и вошел. И обрадовался: за столом сидел бывший помощник секретаря, тот самый, который прикреплял на его комбайне красное знамя! Он разговаривал с двумя телевизионщиками, видно, приехавшими из края ‒ рядом лежала нераскрытая аппаратура (когда-то с такой к Николаю Ивановичу на поле приезжали корреспонденты). Бывший помощник, а теперь хозяин кабинета все так же был улыбчив, он что-то рассказывал гостям. Судя по реакции, тот не узнал его. Но Николай Иванович не был в обиде: мало ли таких, как он, посетителей проходит через кабинет? Разве упомнишь всех?

‒ Что у вас? ‒ отвлекшись, спросил заведующий.

Он явно куда-то спешил.

Николай Иванович зачем-то положил на стол папку с грамотами, наклонился над ними, звякнул медалями. Увидев первый же лист с изображением Ленина и красных полотнищ, заведующий отстранился от грамоты, будто она ожгла его:

‒ Не надо, эти бумажки уже никакой роли не играют. Что у вас?

‒ Нам бы вот провести...

‒  Газ? Пятьдесят на пятьдесят!

‒ Как «пятьдесят на пятьдесят»? ‒ не понял Николай Иванович.

‒ Половину строительства бытового газопровода оплачивает население, половину ‒ районный бюджет. Собирайте деньги, стройте.

До Николая Ивановича дошло, и он уточнил:

‒ Газопровода у нас в Васильках нет, нам бы дорогу отремонтировать...

‒ Тем более! Кончилась советская власть ‒ кончилась халтура. Теперь, батя, за все надо платить... Советская власть ‒ того, тю-тю. Накрылась!

‒ Нам бы асфальту немного да автобус на хутор пустить, ‒ прервал непонятливый проситель.

‒ Но мы-то при чем? ‒ поставил точку бывший и настоящий. ‒ Мы глобальные вопросы решаем, новое общество строим. В рынок вливаемся...

Что еще говорил новый хозяин жизни, пенсионер Птаха уже слышал смутно. Он судорожно собрал свои «бумажки» и вышел. Сквозь закрытую массивную дверь до него донесся приглушенный смех: в кабинете смеялись, ‒ то ли закончив прерванный анекдот, то ли над ним.

Птаха доехал до своих Васильков на проходившем мимо раз в три дня междугородном «Икарусе» (благо успел, и шофер смилостивился над стариком ‒ взял на остановке в райцентре) и побрел на хутор.

Домой он вернулся замкнутым, на то, как разрешился его вопрос, отвечал уклончиво, потом, собравшись с мыслями, стал говорить, что нужных людей на месте не оказалось, да и чувствует он себя неважно.

А перед очередной жатвой к нему во двор наведался Андрей Михайлович, теперь уже председатель акционерного общества. Был он все такой же свойский и приветливый:

‒ Приветствую, Николай Иванович! Как твое здоровьишко?

‒ Слава богу, не жалуюсь пока.

‒ Знаешь, зачем я к тебе приехал?

‒ Скажешь, Михалыч.

 ‒ На комбайне тебе уже будет тяжеловато. Принимай мехток. Зерно будешь чистить. А?

‒ Когда выходить?

 ‒ Хоть завтра... А я думал, ты обиделся.

 ‒ На кого?

‒ Как тебя бывший помощник секретаря райкома принял.

 ‒ А ты откуда знаешь?

‒  Сам рассказывал.

‒  И как он там?

‒ В край забирают. На повышение пошел.

‒ По теперешней жизни высоко поднимется.

‒ Думаю. Только падать будет больно. Не обижайся на таких людей, Иванович. Они были и всегда будут. Выходи на работу.

‒ А я и не обижаюсь. При чем тут хлебушко? Он при любой власти сладок.

‒ Вот и договорились. Спасибо тебе, Николай Иванович, за твою отзывчивость. Соберем урожай до зернышка, продадим по выгодной цене ‒ разбогатеем. И дорогу отремонтируем, и газ проведем в Васильки...

Распрощались.

Трудолюбивы и доверчивы крестьяне при любой власти. Не она их кормит ‒ власть держится на них!

Из книги:    Иванов А. Ну и дурак ты, Николай! // Колоски : рассказы. – Ленинградская, 2007. – С. 167-171.