Сказки моей бабушки Александры Васильевны Шевченко
Вовк и лысыця (кубанский вариант русской народной сказки)
Бидний лысычки увэсь тыждынь однэ горэ. Ось як ны повызэ, так ны повызэ. Засбыралась поохотыцьця, та й ны впиймала ныкого. Пролизла у чужый курятнык, курятынкы розжицьця, так собакы напалы, шоб йим пусто було. Насылу втикла. Пидкралась до рыбакив, шоб рыбкы вкрасты, так воны такый гуйт пиднялы, шо вона ны знала у яку сторону тикать. Брэдэ вона, бидна, голодна та холодна, усэ йий ны мылэ. И ось почула лысонька, шо хтось йидэ по дорози, та до того гарно та громко спивае, шо у нэи чуть очи ны повылазылы. Злякалась вона, от страху нирнула у хмэрэчь, шо росла побиля дорогы, лыжыть, та й ны дыхае. Лыжыть, та й дывуецьця, шо там на дорози робыцьця. Пидняла лукаву свою голову, та й наблюдае. Зривнявся з нэю рыбный обоз, и такым смашным духом повияло на лысыцю, шо вона з голоду аж зубамы клацнула. И убачила, жыдова нывира з лысыцюю, шо на вози багато лыжыть тарани и сулы (судаков). Прямо вылыскуюцьця на сенычку. Дурна, дурна лысыця, а допэтрыла, шо, мабуть, козак йидэ з гостэй з Брынькова. Був вин, мабуть, у свого кума, и воны ны одну сулийку горилкы прыговорылы. Попустыв козак вожжи, коны йидуть ны торопко, ныхто ны мишае. Сыды соби, спивай та й спивай. Дужэ боязно лысычки, а таки ж рыбка дужэ прыманюе йии. Прыпустыла вона за возом, хамиль-хамиль – уже и на возу. И давай кыдать рыбу на дорогу, кыдае, та й облызуецьця. А козак ны чуе, спива соби – очи ж позалывав… Бувала лысыця ны раз быта за куркульство свое, а тут змыкытиыла, шо очи заздращи до добра ны добыдуть. Нызя жаднычить. Накыдала, тыхэнько скакнула з возу, та й давай рыбу збырать до кучи. Склала кучку збоку дорогы, сыдыть, та й йисть жырнэньку сулу, та й прыхвалюе. Ось чуе лысыця, шо хтось ковыля по дорози, и скиглэ жалистно. Прыдывылась, а там вовк хандуля на пытарыцях. Бидолага зовсим ны гожий. Вин же ны йидэ, а прямо повзэ. Поривнявся вовк з лысычкую, та й кажэ:
- Здоровэнько, кума! А дэ цэ ты рыбую розжилася?
А лысыця йому и кажэ:
- Умить, кумо, надо. Хто ничь ны поспыть, туму и повызэ. Бачиш, скилькы рыбкы наловыла!
Вовк жадно подывывся на лысычкынэ багатство:
- Можэ, дасы мини хочь одну рыбыну покуштувать? Бачиш, якый я хворый, ны то шо зайця, я й мышу ны упиймаю!
Дала йому лысыця нывылычку таранку, та й кажэ:
- Бачу я, кум, шо дужэ тоби досталося, былы тэбэ, былы ны жалиючи!
- Ой, и ны кажы, кума! А можэ, дасы мини хоть дысяточок рыбынок?
- Я, кумэ, ще й глузду ны зъихала, шоб свое кровнэ, вылыкым трудом зароблэнэ, усим лайдакам роздавать! Ты хочь и крывый, а сам зможыш соби наловыть. Дэнь вжэ ущердь, покы дохандуляешь до ричкы, будэ в самый раз. А там шукай побильшу ополонку, сидай над нэю, а хвист опусты у воду. Сыды, ны змыкайся, та й кажы:
- Ловысь, рыбынка мала та й вылыка, а ще й дужэ вылыка. Ось вона тоди и будэ ловыцьця.
Глянув вовк ще раз на лысыцынэ багатство, облызнувся, та й потилипав до ричкы. Там сив , та и усэ зробыв вовк, як хытромудра кума його нагуйткала. Сыдив, та й прыговарював И ны зчувся, як хвист умэрз у уполонку. Цмыкнув, а хвист хтось дэржэ. Вин тоди и мэрэкуе:
- Ось, як багато рыбы начиплялось!
И сыдыть соби дальши. А утром парубкы с ковзанкамы прыйшлы на ричку. Бачуть – вовк сыдыть на лёду. Воны бижуть до його, а вин ны з миста! Понаходылы воны добри дровынякы, и до вовка! Ой, лышенько! Щас як огриють по хрэбту, и усэ! Вовк баче –йому кинэць! Цмыкнувся вовк, шо було сыл, ны розбыраючись, а хвист и одирвався! Дужэ пыче у вовка там, дэ хвист був, а жызь такы дорожэ! Поскакав вин на трьох ногах, зу всих сыл, с парубкы слидом. Свыстять, крычать:
- Ловы вовка!
Насылу биднэсэнькый утик. Дали ковыля соби, скавчить, та й горюе – голодный, нэщасный, та ще й биз хвоста.
А лысыця тим часом найилася рыбкы, пырыдыхнула, набралася сылы, та й думае:
-Пиду вутрэчком провидаю баз однией бабы. У нэи, мабуть, ужэ пидрослы молодэнькы пэтушкы!
Пишла, та й дужэ вранци, потэмнуму обмыгувалася лысыця, та замисто курятныка зализла у собаччу будку, и тикать. А тут и хазяйку грэци зранку прыныслы. Зостраху лысыця вывырнула на сэбэ дижу з опарою.Бижыть, а уся голова у кисти, страшна, як чортяка. Бигла вона, бигла, и баче – вовк по дорози дыгае, бидный, нэщасный, та ще й биз хвоста. Вовк побачив лысыцю, аж у кушири одскочив, и кажэ йий:
- Дывысь, кума, шо зо мной зробылося! Ото ж сыдив, сыдив, та ще й прыговарював, и чув, шо у мэни на хвости багато рыбы начиплялось. Було б мэни вытягаты йии раньш, так ни, пожаднычив, думав, хай ще начипляецьця. Вжэ вытягну, так вытягну! А тут бачу, на мое горэ, парубкы на лёд нагодылыся. Зостраху рванув я , а хвист одирвався, и з рыбую остався у ополонки. Лэдьбы збиг. Спасы господы, хоч жывый остався!
Вин опьять подывывся ны лысыцю, та й кажэ:
- А шо цэ в тэбэ, кума, увэсь мозок наружи? Хто ж тоби так россадыв голову? Як ты, бидна, ще й жыва?
- Ой, ны кажы, кумэ! Дужэ я раныта, у тоби хоть хвист, та нога, а у мэнэ уся головочка розбыта, бачиш, дэ мозок мий! Яки люды зли, жалкують усэ, вбыть готови!
Вовк и кажэ:
- Як жалко мэни тэбэ, кума, ты така добра, та заботлыва,навчила мэнэ рабу ловыть! А бы ныт и парубкы, був бы и я з рыбую! Тилькы мэни хвист мий жалко, був вин в мэнэ дужэ гарный! Можэ, новый выростэ!
А хытра лысычка и кажэ вовкови:
- Бач, кумэ, я ны жаднычила, ловыла рыбку обэрэжно, та й сбырыгла свий хвостык!А ты забажав усёго и зразу!
Прыжмурыв очи, хытра лысыця протягла жалибным тонэсэнькым голоском:
- Ой, кумэ, зовсим я ны гожа! Боюсь, ны додыгаю до лисочку, а ще мэни страшно, шо вэсь мозок у мэни вытыче! Шо ж я потом робыть буду?
Вовк дурный був, та й добрый, ны довго думаючи й кажэ:
- Сидай на мэнэ, кума, можэ й довызу!
А лысыцю вгаварывать ны трэба! Сила вовку звэрху на хрэбэт, чортовка, сыдыть як царыця, та й прыговарюе:
- Бытый ныбытого вэзэ, бытый ныбытого нысэ!Вовк почув трохы, та й пытае йии:
- шо ты там кажэш, кума?
- Та, ось кажу, бытый бытого вэзэ!
Зтым и дойихалы до лисочку. Тут лысыця, хытра така, соскочила з вовковои спыны, и кажэ сывому бидолаги:
- Будь здоровый, кумэ! Другым разом, дужче хвист упускай у ополонку, шоб рыбка ловко ловылася, та ны жаднычи!
- А ты як же, кума? Я усэ думав, ны довызу тэбэ жыву, дужэ за тэбэ пырыжывав!
Лысычка йому и отвичае:
- А мэни, куманёк, ужэ полэгшало, похандуляю соби потэхэнько!А ты, як кого упиймаешь, так гукай мэнэ у гости, ны откажусь!
Гусы-лэбэди
Жылы-булы козак с жинкую. И булы у ийх доця, та сынок манэсэнькый.
- Доню, - кажэ матэ, - Мы пидэм на роботу, а ты бэрэжи братыка Мыколку. Ны ходы з двору – будь умнэнькою, и мы купымо тоби хустынку. Батько з матырью пишлы, а дочка запамятувала, шо йий родытыли наказувалы: сама посадыла братыка манэнького на траву пид виконцэ, сама побигла на вулыцю, та й забигалась и загулялась. Звидкилясь прылытилы гусы-лэбэди здорови, та й страшни, пидхватылы манэнького Мыколку, и уныслы на своих крылах. Вернулась дивчинка, дывылась-дывылась, а братыка нымае. Крыкнула, вдарыла рукамы об сэбэ, кынулась туды-сюды – ныдэ нэма братыка.
Вона його клыкала, слызьмы залывалася гиркымы, прычитала, шо погано йий будэ вид батька и мамы – братык не одизвався.
Выскочила вонв у стэп, и тилькы побачила, шо замриялы далэко-далэко гусы-лэбэди, та й пропалы за тэмным лисом. Тилькы тут вона и здогадалась, шо цэ воны и вныслы братыка. Про гусэй-лэбэдэй давно вжэ йшла дурна слава - шо воны, бувало, уносылы манэньких дитэй. Кынулась дивчинка доганять йих. Бигла-бигла, бачэ – стоить пичь.
- Пичка, пичка, скажы мэни, дэ гусы-лэбэди полытилы?
Пичь йий и кажэ:
- Здиж мого житнёго пирижечка – скажу!
- Хиба я буду твий житний пирижок йисты! В мого попани и пшынышни ны йидяцьця!
Пичка йий нычого и ны сказала. Побигла дивчинка дальши – стоить яблуня.
- Яблуня, яблуня, скажы мэни, дэ гусы-лэбэди полытилы?
- Поиж моих кыслыць – скажу!
- Хиба я буду твои кыслыци йисты – у мого попани у садку и солодки яблукы ны ийдяцьця!
Нычого яблуня ны сказала. Побигла дивчина дальши. Тэчэ молошна ричка, а бэрэга в нэи – кисильни.
- Молошна ричка, кисильни бэрэга, дэ гусы-лэбэди полытилы?
- Поиж мого простого кисилю з молочком – скажу!
Хиба я буду твий кисиль з молоком ийсты? У мого попани и смытанка ны йисцьця!
Довго вона так бигала по стэпам, та по лисам. Дэнь клонывся к вэчэру, а робыть ничого – трэба ийты додому. Забигла дивчина в однэ мисто, бачэ – стоить чудна хатка на курячих нижках, а виконцэ в нэй тилькы однэ, та щей кругом сэбэ крутыцьця.
А в хатки стара баба жывэ, Яга. Прядэ сыдыть кудэлю. А на лавци сыдыть братык Мыколка, граицьця сэрэбранымы яблучкамы. Дивчинка зайшла у хатку.
-Драстуйтэ, бабуня!
-Драстуй, дивчинко! З чому пэрэд очима явылась?
- Я по мохови, по бучилам ходыла, платьячко змочила, прышла погрицьця!
- Сидай кудэлю прясты!
Баба-Яга дала йий вэрэтэно, а сама пишла з хаты. Дивчина сыдыть, прядэ, а тут с пид грубы выбигае мыша, и кажэ йий:
- Дивчинко, а дивчинко, дай мэни грудочку кашкы, я тоби шось добрэнькэ скажу! Дивчинка дала йий крыхту каши, мыша и кажэ:
- Нэ жды бабу, быры братыка, та й бижы, а я за тэбэ кудэль попряду!
Дивчина узяла за руку братыка, и побигла дали. А Ягыще пидойдэ до виконця, та й пытае:
- Дивчинонька, прядэшь, чи ни?, - а мыша йий и отвичае:
- Пряду, бабуня!
Так и було, покы Ягыще ны зайшла у хату, дывыться – а там нимае никого!
Ягыще як закрычить:
- Гусы-лэбэди, лытить, доганяйтэ йих! Сэстра братыка унысла!
Лэдьбы добиглы сэстрычка з братыком до молошнои рэчкы. Бачуть – лэтять гусы-лэбэди.
- Ричка, мамо, заховай нас!
- Поижтэ мого простого кисилю!
Дивчинка пойила, та ще й спасыби сказала. Ричка вкрыла йих кисильным бэрэжком. Гусы-лэбэди нэ побачилы йих, и пролытилы гэть. Дивчина з братыком знову побиглы. А гусы-лэбэди вооротылыся, лэтять зустричь, ось-ось побачуть. Шо робыть? Бида! Бачуть воны – стоить яблуня.
- Яблуня, матынько, зховай нас!
- Поиж моих кыслыць!
Дивчина пойила кыслыць, та ище и спасыби сказала. Яблуня йих затулыла веткамы, прыкрыла лыстушкамы. Гусы-лэбэди нэ побачилы, пролытилы гэть. Дивчина з братыком знову побиглы. Бижять-бижять, вжэ нэдалэко осталось. Тут гусы-лэбэди побачилы йих, загоготалы. Налитають, крыламы бьють, дывысь, братыка з рук вытягнуть. Добигла дивчина до пичкы.
- Пичка, мамо, зховай нас!
- Поиж мого житного пирижечка!
Дивчина скоришэ пирижок у рот, а сама – з братыком у пичь. Ляглы на чиринь (под печь). Гусы-лэбэди политалы-политалы, покрычалы-покрычалы, та й ны з чим и улытилы до Бабы-Ягы. А дивчинка сказалы пичи спасыби, и умисти з братыком прыбигла додому. Тут и батько з матырию прыйшлы.
Хлопчик-з-мызынчик
Жылы-булы дид з бабую. Одын раз баба рубала капусту, та й нычайно одрубала соби палыць. Завырнула його у якусь ганчирку, та й поклала на ослин. И тут чуе, хтось на ослини скиглэ. Розвырнула ганчирку, в у той лыжыть хлопчик, манэсэнькый, як мызынчик.
Подывувалась вона, та й злякалась:
- Ты хто такый?
- Я твий сынок, и народывся з твого мызынця!Узяла його баба, та й дывыцьця – хлопчик манэсэнькый-манэсэнькый, насылу вид зэмли його выдно. Вона й назвала його Хлопчик-з-мызынчик. Став вин у йих жыть та росты. Ростом вин вырис ны дужэ, а ось умом – умниш иньших. Ось вин и кажэ:
- А дэ мий папаню?
- Пойихав на ныву, орать пукарэм.
- Я до його пиду, пособлять йому стану!
- Ступай, мое дытынко!
Прыйшов вин на ныву, и кажэ:
- Здоровэньки булы, попаню!
Оглянувся дид кругом:
- Шо за дыво! Голос чую, а ныкого ны бачу! Хто цэ зо мною балакае?
- Я твий сынок. Прыйшов тоби пособлять пахать. Сидайтэ, попаню, поснидайтэ, та й оддыхнить трохы!
Обрадувався дид, сив йисты. А Хлопчик-з-мызынчик зализ у ухо до конякы, а батькови наказав:
- Як що, хто будэ выторговувать мэнэ, продавай смилыво, ны бийся, я назад додому возвырнуся.
Ось йидэ мымо пан, дывыцьця, и дывуецьця: кинь йидэ, пукарь пахае, а чоловике нымае!
- Такого ще зроду ны бачив, шоб коняка сама собою зэмлю орала!
Дид и кажэ пану:
- Та шо вам, пану, чи повылазыло? То ж у мэнэ сын орэ пукарэм!
- Продай мини його!
- Ни, ны продам! Нам тикы и радисти з бабую, тикы и утихы, шо Хлопчик-з-мызынчик!
- Продай, дидуню!
- Ну давай тыщу карбованцив!
- Шо ж так багато?
- Сам бачиш: хлопчик хочь и манэнький, та вмылый, на ногы дужэ скорый, на шо пошлэш, дужэ похватный!
Пан одщитав тыщу карбованцив, узяв хлопчика, посадыв його за пазуху, та й пойихав додому. А Хлопчик-з-мызынчик прокусыв дирку у кармани у пана, та й збиг. Йишов, йишов вин, и накрыла його ничь тэмна, ны однией зиркы. Заховався вин пид якусь былынку биля самой дорогы, та й заснув. Прибиг ьут голодный вовк, та й ковтнув його! Сыдыть соби Хлопчик-з-мызынчик у вовчиному пузи жывый, та й горя йому нымы ныйякого! Худо прышлося сывуму вовку: побаче вин куцанку овэць, вивци пасуцьця, пастух спыть, тикэ пидкрадэцьця вовк вивцю ухопыть - Хлопчик-з-мызынчик як зыкрычить на усю горлянку:
Жылы-булы дид з бабую. Одын раз баба рубала капусту, та й нычайно одрубала соби палыць. Завырнула його у якусь ганчирку, та й поклала на ослин. И тут чуе, хтось на ослини скиглэ. Розвырнула ганчирку, в у той лыжыть хлопчик, манэсэнькый, як мызынчик.
Подывувалась вона, та й злякалась:
- Ты хто такый?
- Я твий сынок, и народывся з твого мызынця!Узяла його баба, та й дывыцьця – хлопчик манэсэнькый-манэсэнькый, насылу вид зэмли його выдно. Вона й назвала його Хлопчик-з-мызынчик. Став вин у йих жыть та росты. Ростом вин вырис ны дужэ, а ось умом – умниш иньших. Ось вин и кажэ:
- Пойихав на ныву, орать пукарэм.
- Я до його пиду, пособлять йому стану!
- Ступай, мое дытынко!
Прыйшов вин на ныву, и кажэ:
- Здоровэньки булы, попаню!
Оглянувся дид кругом:
- Шо за дыво! Голос чую, а ныкого ны бачу! Хто цэ зо мною балакае?
- Я твий сынок. Прыйшов тоби пособлять пахать. Сидайтэ, попаню, поснидайтэ, та й оддыхнить трохы!
Обрадувався дид, сив йисты. А Хлопчик-з-мызынчик зализ у ухо до конякы, а батькови наказав:
- Як що, хто будэ выторговувать мэнэ, продавай смилыво, ны бийся, я назад додому возвырнуся.
Ось йидэ мымо пан, дывыцьця, и дывуецьця: кинь йидэ, пукарь пахае, а чоловике нымае!
- Такого ще зроду ны бачив, шоб коняка сама собою зэмлю орала!
Дид и кажэ пану:
- Та шо вам, пану, чи повылазыло? То ж у мэнэ сын орэ пукарэм!
- Продай мини його!
- Ни, ны продам! Нам тикы и радисти з бабую, тикы и утихы, шо Хлопчик-з-мызынчик!
- Продай, дидуню!
- Ну давай тыщу карбованцив!
- Шо ж так багато?
- Сам бачиш: хлопчик хочь и манэнький, та вмылый, на ногы дужэ скорый, на шо пошлэш, дужэ похватный!
Пан одщитав тыщу карбованцив, узяв хлопчика, посадыв його за пазуху, та й пойихав додому. А Хлопчик-з-мызынчик прокусыв дирку у кармани у пана, та й збиг. Йишов, йишов вин, и накрыла його ничь тэмна, ны однией зиркы. Заховався вин пид якусь былынку биля самой дорогы, та й заснув. Прибиг ьут голодный вовк, та й ковтнув його! Сыдыть соби Хлопчик-з-мызынчик у вовчиному пузи жывый, та й горя йому нымы ныйякого! Худо прышлося сывуму вовку: побаче вин куцанку овэць, вивци пасуцьця, пастух спыть, тикэ пидкрадэцьця вовк вивцю ухопыть - Хлопчик-з-мызынчик як зыкрычить на усю горлянку:
- Пастух, пастух, овэчий дух! Хропыш, а
вовк вивцю тягнэ!
Пастух просняцьця, кынэцьця на вовка з дрючком, та ще й нагуйткае на його собак. А собакы разом накынуцьця на його , та й шматать – тикы шэрсть лытыть! Лэдьбы-лэдьбы унысэ ногы од йих бидный сывый вовк! Зовсим вовк отощав, скоро пропадэ з голоду. Просэ вин Хлопчика-з-мызынчик :
- Вылазь, як чоловика тэбэ просю!
- Довызы мэнэ до мойих батька та матыри, ось тоди и вылизу!
Робыть ничого. Побиг вовк у станыцю, вскочив прямо у хату до дида, ротяку видкрыв, и Хлопчик-з-мызынчик зразу выскочив из вовчого пуза:
Пастух просняцьця, кынэцьця на вовка з дрючком, та ще й нагуйткае на його собак. А собакы разом накынуцьця на його , та й шматать – тикы шэрсть лытыть! Лэдьбы-лэдьбы унысэ ногы од йих бидный сывый вовк! Зовсим вовк отощав, скоро пропадэ з голоду. Просэ вин Хлопчика-з-мызынчик :
- Вылазь, як чоловика тэбэ просю!
- Довызы мэнэ до мойих батька та матыри, ось тоди и вылизу!
Робыть ничого. Побиг вовк у станыцю, вскочив прямо у хату до дида, ротяку видкрыв, и Хлопчик-з-мызынчик зразу выскочив из вовчого пуза:
- Быйты вовка, быйты сывого!
Дид вхватыв кочиргу, баба чаплийку – и давай молотыть вовка! Тут бы воны його и кончилы, та выкрутывся вовк! Тикы по дорози хвист загубыв! А дид з бабую з вовчиного хвоста свому хлопчику кужушок пошылы!
Дид вхватыв кочиргу, баба чаплийку – и давай молотыть вовка! Тут бы воны його и кончилы, та выкрутывся вовк! Тикы по дорози хвист загубыв! А дид з бабую з вовчиного хвоста свому хлопчику кужушок пошылы!
Стара сказочка на новый лад
Жила-була гарна дивчина Галя, та був у нэи ладнэсынькый братык Мыкытка. Попаня з моманюю дужэ любылы свою доцю. А вона любыла йих и братця Мыкытку. Родытыли вдягалы йих у ловку одэжу, и была Галя така красыва и чипурна, шо уси люды на нэи любувалыся. И була у нэи краснэнька хустынка, и вона дужэ йию дорожыла. И ны знимала йии ны на людях, ны дома. Ходыла у нэи и у школу, и на вулыцю, и на таньци. З-за цього клыкалы Галю Красною Хустынкую. Вчилась дивчинка на одни пьятёркы, до дила була доликатна, и всэ вмила робыть. Робота в нэи прямо горила в руках.А щэ була вона дужэ смитлыва и находчува, так шо мамо з батьком за нэи ны пырыжывалы.
Була у Гали на хутори, шо був у сымы вэрстах од станыци, старэнька бабуня. И бигала Галя скорэнько та часто до бабушкы. Бувало кажэ батько:
-Давай, Галю, одвэзу тэбэ на хутир на машыни!
-На шо.- та, кажэ батьку, та смиецця.-
-Я бигаю скоришэ твого «Запорожця», я сама добижу!
А ще жыв там биля самой старои посадкы Сывый Вовк. Ны йидыножды вин бачив Красну Хустынку, та до того смашно облызувався на красыву та ладну дивчину, шо аж ротяку у його пэрэкосыло. Та тикы вин ны знав, шо Галя пэрва його запрымитыла, та тилькы виду нэ подае. Идэ, бува, соби, спива, та радуецця життю. Якось напыкла Галина матэ пирижкив з патрипкую, а ще з выжаркамы. Таки румьяни, та смашни, шо прям сами у рот плыгають. И кажэ моманя Галынки:
-Однысы, доню, бабуни пирижэчкы, пока гарячи! Я надиялась, шо батько тэбэ одвызэ, та вин шось застряв на свойий роботи!.
Галя зкорэнько збыралася, поправыла на соби свою красну хустынку, поклала у карман тилихвон, з якым вона ныколы нэ розставалася, начипыла на руку сапэтку з пирижкамы, та и побигла. Пройшла вона вжэ пивпути, як на зустричь йий Сывый Вовк. Пырыгородыв йий дорогу, та й кажэ:
- Дэ цэ ты бижыш, Красна Хустынка?
Та ще так цикаво спросыв, прямо як вчитэль. А Галя зовсим ны злякалась, та ще й йому и кажэ:
- На хутир бижу, до свойий бабуни, нэсу йий гарячих пирижкив, шо мамо напыклы. Чого тоби, вовче, трэба? Як що ты збырався мэнэ йисты, так цэ дило в тэбэ ны выйдэ. Ты, мабуть, сказочку про Красну Шапочку и Сывого Вовка знаиш, чув? Так успомны, чим там дило для Вовка кончилось? Його на комышынку вывэрнулы. И тоби того ж захотилось?
А йий Сывый Вовк и кажэ:
-Ты, я бачу, дивчина доликатна, та и я вжеж ны прыдурок. Трохы грамотный, бува, и кныжкы читаю.А було то дило з мойим дедушкую. З голоду позарывся вин на молодэньку дивчину, та нэ розбыраясь здив значалу и стару бабуню. Було то дужэ давно, и прысказка та стара. И ничого мэни рыскуваты своей молодою жызнюю. Я вжэ и роботу соби знайшов, буду сбэрэгать хазяйство у одного дядька од дурних вовкив. Так що давай мэни пирижкы, у мэнэ тут пропускний пункт. Платы за пэрэход чэрэз посадкы! З чим воны у тэбэ?
- Одни з патрипкую, други з выжаркамы.
Вовк, аж облызнувся:
- Отаки я дужэ вважаю! Давай мэни уси, я зъим, а ты иды соби дальш, з мыром, покы я нэ пэрэдумав!
На шо Галя йому и кажэ:
- Йиж, вовчику, ийж уси пирижкы! Я на ций ныдили ще буду йиты з пирижкамы, тилькы воны будуть ны скоромни, а пистни, бо будэ Вылыкый Пист. Тилькы я пидожду свою сапэтку узять, бо вона дужэ мэни памьятна.Йисть Вовк пирижкы, та прыхвалюе. А Галя, пока идэ цэ дило, одийшла подали, вытягла свий тилихвон, та и звонэ:
- Мамо, тут вовк уси пирижкы пойив, скоро будэ готовый, я йому туда капылёк з бабушкыного слоика накапала. Я бачу, шкура на йому гарна, милью ны побыта, чиста, ны в рэпьяхах, пидшорсток густый. Вин здоровый, як кинь, з його и кужух выйдэ. Прыйижжайтэ з попанюю, я тут сыдю у куширях, биля вовка.
Ось вам сказка, а мини бублыкив вьязка!
Публикуется с личного разрешения автора.
Комментариев нет:
Отправить комментарий