Кинолента памяти нашей

 

Вначале, как известно, было слово. Оно было главным довольно долго, потом появилась картинка, ибо некоторым было легче нарисовать, нежели сказать. Но человек – такое неуёмное создание, он всё время расширяет рамки восприятия. Ну и, в конце концов, изобретатели «дорасширялись». До чуда, которое назвали, сперва, синематографом. Первыми были братья Люмьер, которые наделали изрядного переполоха своим «Прибытием поезда». Говорили, что почтеннейшая публика с перепугу «ломанулась» от мчащегося прямо на них локомотива, да так, что особо нервным, говорят, и врачи не смогли помочь.

И развернулась кинолента через страны и континенты, города и годы. Докатилась и до наших широт. Есть упоминание, что в Каневской осенью 1924 года в школе РКШ (доме Богомоловых) на слёте комсомольцев было показано немое кино. Обескураженные старики качали головами: «Дывысь, цэ ж нычистый сатана бигае, и ны грих йим на його дывыцця!». Развитие кинофикации в Каневском районе было положено с окончанием строительства в 1929 году Нардома (кинотеатра «Родина»). Известно, что изначально Нардом был и клубом, и кинотеатром, и избой-читальней. В 1936 году в нём впервые состоялся показ звукового фильма «Путёвка в жизнь». До войны в кинотеатре шли чёрно-белые фильмы «Волга-Волга», «Чапаев», «Крейсер «Варяг», и другие.

В годы войны и оккупации кинотеатр чудом уцелел, и уже осенью 1943 года снова начали «крутить кино». А ещё старожилы вспоминали, что сразу после освобождения станицы от фашистов, когда прощались с жертвами гитлеровских расстрелов, в кинотеатре были выставлены гробы с телами замученных каневчан.
Так уж в жизни сложилось, что каневской историк и краевед Николай Фёдорович Лемиш в самом начале своего трудового пути несколько лет был связан с кинематографом, был киномехаником. Он с теплотой вспоминал это время, и у него есть очерки – о кино, об истории, о времени, о людях.
 
Кино юности моей

Лемиш. Н. Ф.

Увидев дома на полке 16-мм киноаппарат, мой внук

спросил: «Дедушка, а что это за устройство?». Пришлось рассказать ему о целой эпохе – эре кино. Синематограф, кинематограф, а попросту КИНО – это вехи чуда, появившегося в самом конце 19 века благодаря братьям Люмьер. Бурный же 20 век открыл кинематографу широкую дорогу. А наша страна пронесла это искусство через лихолетье, войны, разруху, передав уже 21 веку. Похоже, ставший уже в самом своем начале неспокойным, 21 век растерял (в нашей стране) много ценностей из созданного советским народом – особой общностью людей, придававший большое значение культуре, и киноискусству в частности. Мы безропотно пустили на наши экраны грубую и местами бессмысленную западную киноподделку, утратив традиции русского и советского кино. Потерявшая нравственные корни и ориентиры, киношная «элита» стала стряпать фильмы с новым «видением», беря за эталон западные шаблоны. Появились так называемые «римейки» старых кино- и телефильмов, знакомых нам с детства.  Пересняли (а точнее извратили) фильмы «А зори здесь тихие», «Зоя», «Братья Карамазовы». Крайне неудачными оказались «пересказы» фильмов Гайдая, Рязанова и многих других.
Фильмы, состряпанные по зарубежным лекалам, полны ужасающих сцен убийств и насилия. Смерть, издевательства, войны и грабежи, вампиры, маньяки и всевозможные монстры – это атрибуты из арсенала Голливуда. Согласно новым веяниям, без этого кошмара фильм не будет «кассовым». К сожалению, в нашей стране такие лекала тоже взяли за шаблон. И пошли потоком по экранам  тупые детективы, несмешные комедии, извращённые сказки и глупые мелодрамы.

А люди пожилые ещё помнят другое кино. Пережившая страшную Великую Отечественную войну, страна родила поколение энтузиастов, неиспорченных бациллами стяжательства и эгоизма, для которых труд был нормой жизни. И созданные режиссёрами тех лет фильмы были добрыми, оптимистичными, жизнеутверждающими.

В далёкие 60-е годы жизнь распорядилась так, что  в начале своего трудового пути я стал работать в кино. За 3 года благодаря новоприобретённой профессии я увидел множество советских, а иногда и очень достойных зарубежных фильмов. Мне довелось познакомиться со специалистами, которые (без пафоса) несли людям искусство –  по грязи, по бездорожью, доставляя на затерянные  на широких просторах Каневского района хутора и фермы частицы добра, радости, веселья, сокрытые в катушках кинолент. Я сам стал одним их них.
Первый свой кинофильм я увидел в 5 лет на экране кинотеатра «Родина», куда пришёл вместе со  старшей сестрой. Это был исторический фильм «Великий воин Албании Скандербег», 1953

года выпуска. Позднее, в середине 50-х годов, отношения СССР и Албании испортились, и фильм этот я больше не встречал. Признаться,  мало что запомнилось из увиденного на экране. Помню, что в кинотеатре было душно и шумно. Ещё один фильм я увидел уже перед школой. Фильм «Застава в горах» – шпионский детектив. Мы, первое послевоенное поколение, выросли на советских патриотических  фильмах. Поход в кино был радостью и большим поощрением для нас. На дореформенный (до 1961 г.) рубль, выданный родителями, можно было за 50 копеек купить билет в кино, и на 50 копеек выпить газировки.
По воскресеньям мы бежали в кино, а потом живо обсуждали происходящее на экране, и старались быть похожими на киногероев. Тогда я ещё не знал, что увлечение кино и радио сподвигнет меня на профессию киномеханика. И когда на стыке 50-х и 60-х годов появились кинопередвижки, мальчишеской радости не было предела. Наша «разведка» держала под контролем где, когда и на какой киноплощадке будут «крутить» кино. А узнав, все сбегались туда. Бывало и так, что один и тот же фильм мы смотрели по многу раз. Киномеханик гасил дежурную лампочку, и на экране разворачивалось волшебство. Киномехаников мы считали людьми особыми, чуть ли не волшебниками, и  относились к ним с пиететом.

Первый шаг к приобретению профессии «волшебника» сделал мой друг Лёшка. Он поступил в Лабинскую школу киномехаников, но что-то не сложилось, он вернулся домой,  и поступил учеником на кинопередвижку, надеясь получить желанную профессию на месте. Я летом сколачивал ящики на Придорожном птицекомбинате. Но тут нарисовался Лёха, и предложил  тоже поступить учеником помощника  киномеханика в районную киносеть. Мол, он уже договорился с начальством, и мне нужно просто предстать перед взором всесильного директора райкиносети. Что на следующий день я и сделал. Лёшка представил меня Ивану Тимофеевичу Руденко. Тот позвал киномеханика Дмитрия Васильевича Григораша, Лёшкиного наставника, и спросил его, согласен ли тот «тянуть» и второго ученика? Григорашу в ту пору было лет 28, и, помню, он задал мне несколько вопросов по физике, электротехнике, радиоэлектронике. Подумал-подумал, и согласился.  Иван Тимофеевич, явно ожидавший от киномеханика отказа, поскрёб в затылке, и сказал мне:

– Денег на ещё одну ученическую зарплату у меня нет, если согласен учиться бесплатно, – учись.
Как потом впоследствии выяснилось, мой лукавый дружок решил подстраховаться, и в обмен на приобщение  к миру кино, я стал его бессменным репетитором. Три года на каникулах я подтягивал его  то по алгебре, то по русскому, то по немецкому языкам. Привыкнув идти в учёбе за лидером, хитрый Лёха решил извлечь и в этом пользу для себя. Какое место мне отводилось в его далеко идущих планах, можно было только догадываться. Потому как «единодушно» было решено, что конспекты буду писать я, разбираться со сложными заданиями – тоже.
Мы практиковались в сельхозшколе (она находилась на углу Яровой и Тракторной). Там во дворе была площадка, куда мы перед кинопоказом приносили кинопроектор, динамики, экран и другую вспомогательную аппаратуру.  Людей на площадку из окрестных улиц приходило немало, и кассовый сбор был хорошим.
Благодаря стараниям Дмитрия Васильевича, основная работа которого была в кинотеатре «Родина», мы через месяц уже умели собирать комплект аппаратуры КН-И, и под присмотром наставника могли самостоятельно демонстрировать 35-мм кинофильмы. Учились и работали мы по вечерам, а днём я сидел за книгами, внося в конспекты в доступной форме учебный материал. По совету Григораша мы изучали азы профессии по темам, переходя от простого к сложному.  Нужно было отдать должное моему другу – Лёшка с упорством «грыз гранит науки». Я же схватывал всё живее и быстрее. Разобравшись сам, помогал разобраться и ему. А оценивал и корректировал уже сам наставник. Частенько нам помогали и другие опытные киномеханики. Был тогда всеобщий дух коллективизма и доброжелательности.
В ноябре 1963 года мы с Алексеем получили направление в краевое управление кинофикации на

сдачу экзаменов. Во главе комиссии был главный инженер Коновалов, которого все почему-то боялись. Мне он не показался страшным. Кроме нас, экзамены сдавали ещё 2 ребят из Каневского района, кажется, один был из Новоминской. Но им удача не улыбнулась  – они не сдали экзамены.
Мы же с Лёшкой, получив новенькие вожделенные, пахнущие клеем и краской «корочки», были рады несказанно. Путь в профессию нам был открыт.
Следующим стал вопрос о работе. Нам предложили поработать в Челбасской. Мне в «Ударнике», Лёшке – в кинотеатре «КИМ».  Дав согласие, мы стали оформляться. И тут, в последнюю минуту, Лёшка передумал. Как позднее оказалось, ему нужно было «сплавить» конкурента по поиску работы – он устроился киномехаником в клуб посёлка газовиков.
От автора. Это сейчас, на склоне лет, я могу объективно судить о человеческих взаимоотношениях. А тогда, по молодости, я был наивен и верил в чистоту юношеских помыслов и бескорыстность дружбы.
Итак, я стал работать в кинотеатре «Ударник» станицы Челбасской,  подшефном колхозу им. Тельмана. Мне было всего 16 лет. Мама помогла мне снять квартиру и решить некоторые бытовые вопросы. В то время Челбасская представляла собой весьма унылое зрелище.

Бездорожье, грязь, о тротуарах тогда вообще не имели понятия. А главное – нет электричества.  На усадьбах колхозов имени Тельмана и Свердлова были свои электростанции, которые подавали электричество на свои нужды и в близлежащие дома колхозников. Мне ещё повезло – моя квартирохозяйка, тётя Даша Гальченко, была передовой дояркой, и у неё был свет с 6 утра до 11 ночи, а ещё проводное радио. Вот такие блага цивилизации.
Правда, к Челбасской уже подходила асфальтовая трасса, оставалось проложить ещё несколько км. В самой же станице – кусок гравийки и непролазная грязь. Время это было под закат эпохи Хрущёва. В магазинах почти ничего не было, хлеб – и на тот без слёз не глянешь. Все выживали за счёт собственного хозяйства. Кто-то из колхозников, выдержав сражение с ретивыми администраторами, приказывавшими сдать коров в колхозы, а наоборот, их сохранили, решив проблему питания семьи.
Моим руководителем был старший киномеханик Александр Кузьмич (фамилию, к сожалению, не помню). Ещё был моторист дядя Ваня. В кинотеатр электричество подавалось от небольшой электростанции, которую он и обслуживал.

Александр Кузьмич моему появлению несказанно обрадовался – ведь целых 3 месяца он работал

без помощника. К тому же он был инвалидом – у него был протез левой ноги, так что особо не побегаешь. Тогда ему было около 30 лет, где он потерял ногу, он не рассказывал. Поэтому на меня легли заботы по получению и отправке 35-мм кинофильмов в металлических банках. Дядя Ваня был участником войны, инвалидом по ранению, часто прихварывал,  поэтому электростанцию тоже обслуживал я. Но молодость быстра и неутомима, и приходилось побеждать все преграды и трудности. Поэтому «Челбасский период» был хотя и труден, но и необычайно интересен.
Жизнь вдали от родного дома, необходимость заботиться самостоятельно обо всём – быте, питании, досуге – всё было новым и непривычным. Надо было научиться распоряжаться и свободным временем. Я записался в станичную библиотеку, набрал учебников за 10 класс, занялся самоподготовкой, чтобы на следующий год пойти уже в 11 класс вечерней школы.
Вокруг были новые люди, новые впечатления, и зрители, которые пришли в кино отдохнуть, и наша задача была – не испортить им вечер.
В кинотеатре «Ударник» было 2 вечерних киносеанса, а в воскресенье ещё и 2 детских. А в довесок у нас было ещё 2 полупередвижки. Одна – в посёлке Челбасского лесничества, а вторая – на хуторе Коржи Ленинградского района. Помню свой первый киносеанс в посёлке лесничества (хутор Весёлый).  Оттуда за мной прислали телегу. Я погрузил банки с кинофильмом «Брестская крепость», взял запасной блок питания и кабель.  С середины Челбасской и до посёлка грязь по колено, полное бездорожье. Холодно, сыро, промозгло, грязь летит на голову. Но там, в клубе, нас уже ждут люди, а в кинобудке стоит проектор КН на 1 пост и аппаратура звука. Нас встретил парторг лесхоза, дал ключ от проекционного помещения.  Слышно, как вдалеке работает электростанция, у клуба горит свет.

Включаю аппаратуру на прогрев, и  спускаюсь в зал. Народу пришло много, все уже сидят по местам. Прохожу, продаю билеты.  Как оказалось, они за 2 месяца соскучились порядком, кино давно «не крутили». И тут чуть не случился конфуз. Некоторые зрители, заплатив деньги, билеты не берут, а я (молодой, наивный, честный до потери пульса), не могу понять, в чём подвох, что мне делать дальше. И тут меня просвещает  милая круглолицая тётушка, из местных:
– Сыночок, ты  ж  мучився, йихав сюда, зарплата в тэбэ, бачу, нэвэлыка, а йисты и жить тоби на шось трэба. Воны хотилы, шоб ты ще раз ти билеты продав, шоб булы гроши для сэбэ.
Я моментально залился краской до ушей, замахал руками:
– Что Вы, что Вы! Я не могу! Это нарушение! Мне за такое отвечать придётся!
Она отошла, смущённая, недоверчиво качая головой.
Когда ещё заряжал плёнку – уже волновался. Молил бога, чтобы всё прошло нормально. Работа на одном кинопроекторе имеет одну особенность: после того, как прогонишь одну часть фильма, его следует выключить, а потом заряжать следующую часть. И  так раз 10. Пока покажешь фильм – семь потов сойдёт. А люди, добрые и терпеливые, сидят, ждут, пока я перезаряжу. Они были явно не избалованы частыми кинопоказами.
По окончании киносеанса ко мне подошёл дядечка и говорит:
– Пойдем со мною. Тебе уже приготовили комнату.

Заходим в хатку, чисто, натоплено, чистая постель. Больше мне ничего и не нужно было.
А при следующем моём приезде с новым кинофильмом, в этой же хатке мне приготовили ещё и ужин. Я так и не узнал, кто же обо мне так позаботился, но до конца жизни буду благодарен добрым людям за заботу. Это могли быть пирожки, молоко, кусочек мяса, или сала, или колечко домашней колбасы, домашний хлеб, сметана, компот – обыкновенная домашняя немудрящая еда.
В ответ на заботу я старался не ломать график. Погода, не погода, а кино везу. По снегу  или морозу за мной присылали сани.  Киносеансу не могли помешать ни дождь, ни снег.

От автора. Сейчас, когда уже мои внуки уже гораздо старше, чем я был тогда, и когда жизнь уже почти прожита, я понимаю, что меня, мальчишку, явно не избалованного жизнью, люди жалели, благодарили за доставленную радость регулярно видеть кино. Заботились. Они понимали, что жизненные обстоятельства заставили меня из райцентра забраться в эту глушь.
Однажды мы с моим возчиком Иваном Илларионовичем даже попали в аварию. Сани влетели в очень глубокую колею, опрокинулись. Сами мы остались целы, но в двух коробках оказалась повреждена кинолента. Помню, пришлось сильно повозиться, подклеивая куски. Даже киносеанс пришлось задержать.  Но ни один человек не возмутился. Сидели и тихо, терпеливо ожидали, когда же закончится «ремонт». Видимо, Илларионович рассказал о наших приключениях.

Несколько раз  я возил кино и на хутор Коржи. Там условия были чуть лучше – в клубе стоял кинопроектор и была своя электростанция.  Света на хуторе тоже не было. Хуторяне – народ  неизбалованный, и кино ждали с большим нетерпением. Естественно, всегда хватало добровольных помощников. Двое механизаторов помогали управляться с электростанцией. Заправка бензином и маслом была их заботой. Да и во время сеанса они тоже приглядывали за её работой. А семьи помощников ходили в кино бесплатно.
Помню, на Коржах я тоже никогда не оставался голодным. И тут вокруг меня всегда были простые труженики, люди доброжелательные и сердечные. Полагаю, что в формировании их характеров и мировоззрения не последнюю роль сыграли советские фильмы – люди весьма восприимчивы к увиденному на экране. А сейчас нам остаётся лишь удивляться, куда подевались коллективизм, людская доброта, простота, сердечность, милосердие, сострадание.
Но когда тебе всего 16 лет, на мир смотришь широко открытыми глазами. На добро – отвечаешь добром. На зло…  тоже добром, правда, не всегда. Иголки или панцирь у себя человек учится отращивать с возрастом, когда наивность полностью «слезает» после очередной душевной «линьки».
А на юмор отвечаешь всегда юмором, это как инстинкт. Хочу рассказать одну быль. Тоже с юмором.  На киносеансы в посёлке лесхоза  ходила одна дама весьма броской наружности. И, к тому же, бывшая замужем за весьма ревнивым «козарлюгой». Достаточно миловидная от природы, она стремилась довести лицо до совершенства при помощи косметики, причём в промышленных масштабах. Притом она поглядывала на меня нахально, с неким вызовом, отчего я часто смущался. Стремясь быть от неё как можно дальше, я частенько  забывал взять с неё деньги за билет. Заметив моё смятение и нахальство этой мадам, местные шутники решили разыграть мужа-ревнивца. Мол, вон, киномеханик  явно неравнодушен к твоей жене, да так, что она даже кино смотрит бесплатно.
Я не ведал о развивающихся событиях, и о том, что у меня появился реальная угроза получить от ревнивца нехилых тумаков. Во время одного из киносеансов я, к своему немалому облегчению, не увидел в первом ряду той наштукатуренной красотки, пытающейся прожечь во мне дырку взглядом.  Ну, нет, и – слава богу.
И вдруг случайно обнаруживаю её в последнем ряду, с лицом, замотанным платком, что называется «по самы бровы», в надежде скрыть два ярких фингала под глазами, светивших не хуже прожекторов. И я был удивлен, когда она, потупившись, протянула мне деньги за билет.
А Николай, в квартирке которого я ночевал в редкие разы, когда комната при конторе была занята, рассказал о реакции ревнивого мужа.  Тот, на удивление, разыгрывавшим его  шутникам не поверил, пожалуй, единственный раз. Мол, его жена более чем в 2 раза старше хлопца-киномеханика, и он, вроде, серьёзный, не собирался подбивать к его красавице клинья.  А со своей вертихвосткой «козарлюга» провёл в целях «прохвилактики» разъяснительную беседу, добавив колера к её косметической палитре. «Ныхай скромниш на людэй дывыцця, лахудра!». Помогло.
Особенно трудно было работать зимой.  Кинолента на негорючей, диацетатной основе тогда

только «входила в моду».  А так все фильмы были на горючей триацетатной плёнке. Такая плёнка горела как порох, наверное,  потому, что триацетат и пироксилин – практически одно и то же.  Курить в кинобудке было запрещено, топить – тоже. Проекционная лампа в кинопроекторе – обыкновенная лампа накаливания, и чтобы плёнка в кадровом канале не загорелась, обтюратор, подающий световой поток в кадровое окошко, одновременно охлаждает плёнку. Рукам всегда очень холодно, и мы грели руки о корпус проекционного фонаря. Пытались работать в перчатках – очень неудобно. В будке пол тоже был негорючий – бетон, или    плитка, поэтому ноги тоже мёрзли.

В конце января моя квартирная хозяйка тётя Даша обратилась ко мне с просьбой:
– Коля, у нас кончаются дрова, что-то я не подрасчитала, ты крутишь в лесхозе кино, попроси, может, помогут с дровами?
В следующий приезд я поговорил с начальником лесоучастка, и он посодействовал, сказал, что дров напилят, только  нужно самим привезти – в лесхозе с транспортом проблемы. Зима 1964 года была на удивление снежной и холодной. Тётя Даша взяла в колхозе сани, и по морозу мы поехали в лесхоз. Нам дали сопровождающего, он привёз нас на делянку, мы выбрали и нагрузили столько сухих полуметровых чурок, что коням пришлось тащить сани с натугой.  Помню, что в кассу лесхоза за это богатство я заплатил сущие копейки. Повезли домой. А кругом такая красота! Сижу на санях, видно, как сыплется иней с деревьев, искрится снег, вокруг такое приволье!
От автора. Всё-таки в молодости иные ощущения. И снег был белее, и воздух свежее, и мороз злее. Да и где он теперь, тот снег, зимою-то современной, кубанской? Природа сейчас не балует снежными зимами, скоро как в Африке будет. Глобальное потепление, однако!
Ну, вот, привезли мы дров, таких сухих, качественных, сразу сбежались соседи.  Судачили, откровенно завидуя моей соседке, заполучившей такого выгодного квартиранта. У тёти Даши  было 2 дочери – старшая (имя её уже не помню), и младшая, Лида, на пару лет моложе меня.
Старшая приходила в гости к матери нередко с малышом, его звали, кажется, Гена. Было мальчику месяца, примерно, 4. Я не раз осторожно брал его на руки, а вокруг все смеялись:
– Готовся, хлопче, учись, и тоби тэ ж будэ, як жэнысся!
Сейчас, почти 60 лет спустя, я с трудом вспоминаю свои эмоции, ведь в 17 лет мир видится в розовых красках. Но мне кажется, что тогда всё же люди были гораздо проще и сердечнее. Я жил в чужой станице, но все местные относились ко мне, как к родному, помогая и советуя 16-летнему, практически, мальчишке.
К весне я уже вжился и в среду, и в работу, набрался опыта. Доволен был мною и киномеханик Александр Кузьмич, и кинозрители. Но я уже понимал, что нужно было оканчивать среднюю школу, и  учиться дальше. За это время я хорошо подготовился самостоятельно, но ведь нужно было ещё и окончить 11-й класс вечерней школы. Я еще немного колебался, но тут ситуацию подхлестнул счастливый случай. Однажды я получал катушки с фильмами на складе кинофикации, и там познакомился с киномехаником Анатолием Петровичем Богушем, который тогда заведовал киноустановкой на пенькозаводе.  Ему, оказалось, нужен был помощник на установке, и он пригласил меня. Я с радостью согласился. Хотя мне было неловко перед Кузьмичом и тётей Дашей, я объяснил им ситуацию. К моему смущению, они отнеслись к ситуации с пониманием, и  ничуть не обиделись:
– Учись, хлопчик, и дали. Тоби ще жить и робыть прыйдыться. Усю жизнь кино крутыть тожэ ны дило.
Мы расстались с ними, но я навсегда запомнил их доброту и участие.
Мне было почти 17, в Каневской у меня был дом, мама и сестра, им тоже нужна была моя помощь. Моим наставником (да и другом тоже), стал Анатолий Петрович Богуш (вечная ему память!). Он был прирождённым педагогом, и дал в профессиональном плане мне очень много. Я научился качественно демонстрировать фильмы, находить и исправлять неисправности. Вместе мы обслуживали киноустановку в летнем кинотеатре.  Основная работа Анатолия Петровича – электрик на пенькозаводе, а в летнем кинотеатре он совмещал должность киномеханика.  Но Богуш был постоянно занят на работе, к тому же у него была семья, приходилось постоянно крутиться. Я же был свободный, бессемейный, и оказался для него надёжным помощником. Мне ничего не стоило съездить на велосипеде на фильмосклад,  в киносеть, приехать на работу за час-полтора до сеанса, подготовить  аппаратуру, перемотать киноленту, включить музыку.
Летний кинотеатр на пенькозаводе (лубзаводе, по-старому) был своеобразным очагом культуры.  На киноустановке был целый набор грампластинок с разнообразными мелодиями и песнями Гелены Великановой, Майи Кристалинской, Эдуарда Хиля, Муслима Магомаева, Георга Отса, Владимира Высоцкого, югославского певца Джордже Марьяновича, множества других – целая коллекция пластинок.  Перед сеансом собиралась молодёжь,  и пятачок перед кинотеатром превращался в танцплощадку.  Там легко знакомились, образовывались пары, многие – на всю жизнь. Там и я встретил свою первую любовь.

Тогда мне было всё интересно,я часто бывал на пенькозаводе, ходил по цехам, особенно меня привлекала электростанция с её котлами, паровым и нефтяным двигателями, другой аппаратурой. Я тогда пытался представить, как энергия пара превращается в электроэнергию. Однажды мне повезло наблюдать, как разбирали паровой двигатель, в цилиндр которого легко мог поместиться человек. Двигатель был очень старым, а поршень выработан настолько, что в зазор запросто могли поместиться две руки человека.

От автора. Мог ли подумать тогда, что через несколько лет паровые котлы, электродвигатели, генераторы тока станут частью моей профессии, и мне придётся обучать технике безопасности машинистов тех самых котлов.

В то время пенькозавод был весьма важным предприятием, производя высококачественную пеньку, шедшую на экспорт за рубеж за полновесное золото и валюту. На огромной территории пенькозавода  стояли десятки монументальных скирд стеблей конопли, уже почерневших от времени.
Ходил я и к памятнику жертвам фашистской оккупации Каневской, память о которой была ещё свежа, и рана была незажившей. У меня, 17-летнего парня, гвоздём засела в голове мысль подробнее узнать о людях, которые не пожалели своих жизней во имя свободы нашей страны. И с удовлетворением могу сказать, что мечту свою я осуществил, став историком-краеведом, и познакомив земляков с историей нашей малой Родины.

А ещё на пенькозаводе была отличная бахча. Я был на престижной должности киномеханика, и, соответственно, имел туда доступ. И мне частенько доставалось 3-4 солидных арбуза. Хотя и вместе с «довеском» в виде лекции по пожарной безопасности. На складе скирд конопли огонь был категорически запрещён - боялись пожаров. Курящие товарищи на пушечный выстрел к складу не подпускались. Мне было можно, я не курил.
От автора. В те годы конопля была просто технической культурой, о наркоманах отродясь никто не слыхивал. И искать там анашу никто бы и не стал, даже слово было неизвестно.

Продолжение следует....

 

Публикуется с личного разрешения автора