Лемиш Н.Ф.
Для расследования факта хищения 40 кг зерна прибыла целая группа: 2 командира из НКВД, 3 милиционера. Вроде были они людьми неглупыми, и непредвзятыми, и могли бы во всём разобраться, если бы не Велиора. Она разразилась пламенной обличительной речью, призвала командиров немедленно расстрелять грабителя-бригадира по законам военного времени, а заодно с ним и и вражьих пособников – колхозниц. И ей было наплевать, что у троих из них мужья погибли на войне, а сами «врагини»до предела истощены, заморены непосильным трудом. Даже видавшие виды офицеры НКВД только качали возмущённо головами. Один из них, наклонившись к милиционеру с лейтенантскими «кубарями» в петлицах, вполголоса сказал: «Глянь, как разоралась, скоро морда лопнет от гнева. Далеко пойдёт!». На что старлей ответил: «Сейчас война, время сложное, её все ненавидят. Ещё найдётся тот, кто дуру эту утихомирит. Может и навсегда». Даже вновь прибывшие ответработники в штатском не кинулись поддерживать Велиору. Комиссию смущало, что виновником был герой гражданской войны, инвалид с 4детьми. И дети малолетние. Но активистку уже несло – берегов не видела. От политических речей она перешла к угрозам. По её воплям можно было сделать вывод, что комиссия оказалась политически незрелой, слабохарактерной, и только она, Велиора, единственная, кто печётся о государственных делах в тяжёлое военное время.. Дело повернулось так, что приехавшим ничего не оставалось, кроме как арестовать бригадира. Как часто тогда случалось, следы его затерялись в северных лагерях.
Бывшая случайной свидетельницей, Степанида тогда с беспощадной очевидностью поняла, на что способна эта страшная карьеристка. Велиора превратилась в натурального демона, не жалела ни старого, ни малого. Её до глубины души потрясли жестокость и цинизм бывшей Агафьи. Снова и снова мелькали перед глазами картинки погубленного детства, сиротства и тяжёлых невзгод. Хотя благодаря добрым людям, спасшим Стешу, у неё зарубцевались душевные раны, но навсегда осталась горечь от несправедливости и жестокости. Всему виной была Велиора. И неужели такие зверюки, как она, будут безнаказанно мордовать людей. Не в ту ли минуту пришло к Степаниде желание отомстить злодейке. Но нахлынули бригадирские заботы, тревога за мужа, от которого так и не было писем…
И не знала, не предполагала Степанида, что скоро сведёт её судьба с Велиорой. Случилось это в конце июля. Немцы яростно рвались на Кавказ. Где-то на вражьем пути могла оказаться и Каневская. 1942 год оказался годом несбывшихся надежд, когда после победы советских войск под Москвой пришла горечь поражения. Весь север Краснодарского края поднялся, и по степным дорогам шёл в неизвестность, впереди наступающих немцев. Где-то это было отступлением, где-то – эвакуацией. Нестерпимая жара, скрип пыли на зубах. Выпиты все степные колодцы. По дорогам пешим порядком, редко на разбитых машинах движутся отступающие войска. Вдоль дорог – беженцы, вперемешку с гуртами скота, подводами и верховыми. В небе нагло барражируют вражеские самолёты. Всё смешалось в адскую карусель – вой авиабомб, крики людей, рёв скота, рокот тракторов. Всё вокруг горит. Обезумевшие животные бегут кто куда, и среди этого хаоса охрипшие, оглушённые, отчаявшиеся люди. От взрывов дорога ходит ходуном, кажется небо и земля поменялись местами. После второй бомбёжки Степанида оказалась рядом с девчатами из колхоза в группе гуртовщиков, возглавляемой Велиорой. Та, с присущим ей апломбом и энергией, принялась командовать. Уличала издёрганных, едва стоящих на ногах гуртовщиков в саботаже, орала и грозила расправой. Пожилой колхозник, лицо которого показалось Степаниде знакомым, наконец не выдержал: «Вгомонысь, раскомандувалась, бачиш, шо робыцця! Люды поморылысь, а тут ище и нимци бомблять. У мэнэ у гурту ужэ трое ранытых. А ты ны на собрании у райкоми. Крычиш, шо людэй трэба судыть та розстрилять. Ось, щас налытять самолёты, ось воны и прылиплять пичать на твий суд!»