Нельзя кинуть ребёнку книжку и сказать: читай (беседа с учителем литературы Л.Арачашвили)

В девятом номере журнала «Родина» прочитала интересное интервью с Ларисой Арачашвили. Она стала обладателем почётного звания «Учитель года-2019», преподаёт русский язык и литературу в 55-й волгоградской школе «Долина знаний». Молодого учителя уважают и любят ученики, слушают её с раскрытыми ртами. Ведь на своих уроках она не просто учит детей понимать Достоевского и Толстого, но и рассказывает им о том, что жизненные ценности остались те же, что и во времена давно ушедших классиков. Учит сравнивать поступки героев книг со своими поступками и помыслами. «Что помогло Гринёву выстоять в сложной ситуации? Чего вам не хватает? Что вы выбрали бы ‒ жизнь или честь? Большинство отвечают: жизнь. А почему он предпочел честь?». Учителю литературы не безразлично, какими дети выйдут в новую взрослую жизнь. Её пугает  то, что каждая новая социальная сеть становится еще менее интеллектуальной, что молодая поросль готова добиваться цели любыми путями. Лариса Гивиевна понимает то, что заставить читать невозможно, нужно найти именно ту книгу, которая действительно заинтересует ребёнка. Беседу с учителем Ларисой Арачашвили будет интересно прочесть и учителю, и библиотекарю, и молодым родителям. Словом, всем, от кого зависит, станет ли ребёнок читающим и думающим взрослым.

ЛАРИСА АРАЧАШВИЛИ: МНЕ ТРУДНО ЧТО-ТО СДЕЛАТЬ С «ВОЙНОЙ И МИРОМ»

Я со школы выделялась среди ровесников. Мы жили в небольшом посёлке Средняя Ахтуба. Это недалеко от Волгограда. Там своеобразная социальная и культурная среда. Честно пыталась в неё влиться, но не особо получалось. Зато рано приучилась читать. Вот и стала интровертом: в жизни поговорить было не с кем, поэтому начала перемалывать в себе книги, находя собеседников среди литературных героев.

У нас дома стоял проигрыватель, и лежали грампластинки «Мелодия». Сказку «Русалочка» заслушала до дыр! Моим развитием занимались очень серьёзно. Мама говорит, что в два года я цитировала «Евгения Онегина». Спасибо бабушке, учителю русского языка и литературы.

О чтении

А как преподавать литературу старшеклассникам, которые почти поголовно перестали читать?

‒ Да кто вам это сказал?!

Они читают. Но своё, другое. С девочками проще, их привлекаю мелодрамами типа «Виноваты звёзды». Фильм посмотрели, теперь книжку прочтите. С мальчишками сложнее, но для них есть, допустим, «Бегущий в лабиринте».

Другое дело, что современных подростков невозможно заставить читать Пушкина или Грибоедова.

‒ Но именно их вы преподаете в школе.

‒ Да, проблема. Стараюсь объяснить, что ценности остаются теми же. Разница в языке, стиле, манере изложения описываемых событий. Детям не хватает читательского опыта, кругозора, чтобы продраться через классический слог и понять, к примеру, что такое шлафрок, как он выглядит.

Именно поэтому, когда начинаем изучать «Капитанскую дочку», первые две страницы я читаю с ними. Комментирую практически каждое слово. Объясняю: в тексте нет ничего случайного, даже факт, у кого служил отец Петруши Гринёва, важен, поскольку это единственный полк, который не присягнул царю.

Ребята слушают с открытыми ртами. Потом говорю: всё, дальше сами читаете дома. Ученики приходят на следующий урок и говорят, мол, с вами было интересно, а без вашего рассказа стало скучно.

‒ Понимаю.

‒ Хотя текст остался тем же. У ребят нет опыта, знаний, инструментов. Для этого и нужен учитель. Нельзя кинуть ребёнку книжку и сказать: читай. Так не сработает. Они реально не понимают, о чём там речь.

Нередко вынуждена часть урока тратить, чтобы ввести в курс дела, объяснить контекст. Программы по истории и литературе ведь не стыкуются. Этого ребята не проходили, знать не обязаны, а я начинаю рассказывать... Приходится объяснять, что и в каком году случилось, чтобы хотя бы чуть-чуть в тему въехали.

Не менее важно подчеркнуть: сначала 17-летнего героя «Капитанской дочки» звали Петрушей, потом он превратился в Петра Андреевича. И это два абсолютно разных человека. А прошёл лишь год. Вспомните, как Петруша хамил Савельичу, хотя был виноват, поскольку напился, проиграл деньги. Говорю: а теперь представьте свою реакцию на справедливое замечание ваших родителей. Тоже, наверное, будете орать, чтобы не лезли с нотациями? Вот и герой выдает такую же историю.

Ребята начинают задумываться и осознавать его как ровесника, пусть и жившего два с лишним века назад.

Так мы и идем ‒ по шажочку.

Что помогло Гриневу выстоять в сложной ситуации? Чего вам не хватает? Что вы выбрали бы ‒ жизнь или честь? Большинство отвечают: жизнь. А почему он предпочел честь?

Вместе разбираем коллизии. Они, конечно, есть и в современных книгах, но описаны более простым языком. Надо постепенно усложнять задачу.

Моя цель ‒ научить видеть подтекст.

О классиках и современниках

‒ Всегда удается перебросить мостик между прошлым и современным?

‒ Пытаюсь, но порой не получается. Мне трудно что-то сделать с «Войной и миром». В начале учебного года в десятом классе говорю об этом произведении. Ребята загораются: ой, интересно. А потом история повторяется: нет, это вы рассказываете здорово, а читать скучно и сложно.

Этой весной случилось дистанционное обучение, и роман «Война и мир» полностью выпал. Ученики не стали читать. Если при прямом контакте я могла как-то повлиять, зажать пальцами носы и впихнуть что-то в открывшиеся рты, то на расстоянии ‒ нет.

Да, они посмотрели лекцию Дмитрия Быкова и последний сериал ВВС. Хотя фильм Сергея Бондарчука, конечно, лучше. Он больше соответствует книге.

Но её в любом случае надо читать, чтобы почувствовать красоту фразы. Смысл же не в знании и пересказе сюжета.

Однако ребятам проще получать информацию визуально. Они экономят себя... Очень.

‒ Выход?

‒ Не знаю. Заставить невозможно. Надо найти книгу, которая по-настоящему понравится, и они привыкнут читать. Начинать надо с простого. Нельзя человеку сразу дать Михаила Шишкина и надеяться, что он оценит, получит удовольствие. Чтобы понять вкус, нужны рецепторы. У ребят их нет. Пока...

‒ Для вас «Венерин волос» выше «Войны и мира»?

‒ Неправильно так сравнивать. У Шишкина язык очень аппетитный. И слова он соединяет великолепно... Не могу назвать себя поклонницей Толстого. Честно, мне он тоже тяжело даётся.

‒ А Достоевский?

‒ Не люблю. По крайней мере «Преступление и наказание!». Хотя «Братьев Карамазовых» тоже. «Идиот» нравится. Еще «Неточка Незванова» и «Подросток, но их не проходят в школе.

‒ Как заставить других полюбить то, что тебе самой не по душе?

‒ Получается чуть хуже. Но у меня есть принцип от противного. Например, в седьмом классе проходят «Железную дорогу» Некрасова. Как в этом разобраться в тринадцать лет? Какая дорога? Кто бежит, куда, зачем? О чем речь? Я приказала себе досконально изучить вопрос, чтобы развернуть перед детьми явное, зримое и понятное полотно. В итоге в конце года они написали, что из программы им больше запомнилась именно «Железная дорога».

Так и с «Преступлением и наказанием». Прямо говорю ребятам, что не люблю это произведение. И предлагаю поискать в нем что-то вместе. Им нравится процесс.

‒ А другой Некрасов ‒ Виктор? Его «В окопах Сталинграда» предлагали ученикам?

‒ На мой взгляд, волгоградцам эту книгу очень тяжело читать. Больно.

Мы же ходим по этим улицам и площадям... Это не абстрактные названия. Представляешь, где и как все было... Неуютно, страшно, горько... Признаюсь, военную прозу стараюсь не читать.

Я очень чувствительная и эмоциональная. Мне очень жалко людей.

‒ Но ребята должны знать правду.

‒ Безусловно. Виктора Некрасова в школьной программе нет. В восьмом классе есть свободный час по военной прозе. Я взяла рассказ Платонова «Возвращение». Это не столько про кровь, сколько про человека.

Урок пришелся уже на дистанционку, но все прочитали. И потом даже ругались друг с другом в Zoom во время обсуждения. Настолько их дёрнуло, хотя Платонова в свое время за рассказ сильно не погладили по голове. Он очень честный и правдивый.

Не надо современным подросткам в лоб рассказывать о героизме. Подвиг ведь не только в готовности закрыть грудью амбразуру. Искренне так считаю. Покажите судьбу рядового солдата, пусть увидят мужество в его ежедневном поведении. Мои ученики не ассоциируют себя с героями. Они намного более эгоистичны и не хотят жертвовать собой ради кого-то. Их цепляет другое.

Это раньше мечтали о полётах в космос. Сейчас уже нет.

О поколении

‒ Чего же, по-вашему, жаждет нынешняя молодёжь?

‒ Она зациклена на материальном. Все хотят иметь хорошую работу, я ‒ тоже. Но когда спрашиваю: «Зачем?» ‒ отвечают: «Для денег». Такая у них логическая связка в голове.

Например, круто стать популярным блогером. Чтобы иметь кучу бабок из ничего.

‒ Спорите?

‒ Показываю, объясняю, что это пена. Нельзя взять деньги из пустоты. Что человек создал, оставил после себя, кто его вспомнит, какую и кому он принес пользу?

Диалог идёт сложно, не скрою. Шкала жизненных ценностей у ребят иная, хотя между мной и учениками максимальная разница в возрасте ‒ пятнадцать лет. По сути, следующее поколение. А дистанция ‒ пропасть.

Я-то еще помню дисковые телефоны, радиоприемники и грампластинки, мой мир менялся более плавно и гармонично. Их же скачет галопом. Каждый год все вокруг кардинально обновляется. Не могу представить своих учеников, которые сидели и смотрели бы что-то по телевизору. Прошлый век!

‒ Они живут в YouTube, Instagram?

‒ Если бы! Уже перекочевали в ТiкТок. Досадно, что каждая новая социальная сеть становится еще менее интеллектуальной. Это пугает. Не говорю, что теперь всё плохо, но, мне кажется, мы цепляемся за те вещи, которые молодыми воспринимаются как рудимент. Вот они и отваливаются, как лишнее, устаревшее.

‒ Но отпадает то, что ценно.

 ‒ Это наш взгляд. А они видят по-другому. В конце концов, взрослые создали мир YouTube и Instagram, где выросли блогеры. Заманили туда подростков яркими обёртками и слоганами, как классно быть не умным и даже не сильным, а богатым. И теперь ругаемся, удивляемся: «Почему дети стремятся к столь низменным ценностям?». А кто им указал ложный ориентир? Не хотят они быть шоферами, сталеварами, кочегарами и плотниками. Создали такую атмосферу, вот теперь и кушаем.

‒ А как вы относитесь к градации, по которой социологи метят поколения буквами X, Y и Z?

‒ Все так и есть. Открываю характеристику миллениалов и понимаю, что это я, обо мне написано.

У тех, кто идет следом, свои особенности.

‒ Сформулировать отличия сможете?

‒ В мотивации к деятельности, в том, насколько люди готовы работать и ради чего. У подростков ярко выражено желание успеха, они более амбициозны. Раньше слово имело негативную коннотацию, а сейчас ‒ наоборот. В стремлении быть успешным нет ничего порочного, вопрос лишь в том, что молодая поросль готова добиваться цели любыми путями, а это уже плохо. Главное, что у блогеров много денег, а как они их получили, значения не имеет.

Но и обвинять огульно всех в меркантильности тоже не могу. Многое определяет социальная среда, обстановка дома. У меня есть дети из очень неблагополучных семей. Парень сидит на уроке и думает, где бы ему деньгами разжиться, поскольку дома нечего есть. А я ему втираю про Толстого и Достоевского...

О чтении

‒ Как ученики отреагировали на ваш успех на конкурсе?

‒ Гордились. Да и сейчас гордятся. Встречали в аэропорту. Было очень приятно, что выпускники прошлых лет приехали.

Я прилетела из Москвы в воскресенье, а в понедельник вышла на работу. И так две недели пропустила.

От усталости и нервного напряжения вечером провалилась в сон, а будильник завести забыла. И... тупо проспала.

Проснулась от звонка телефона. Ученики спрашивают: «А вы где, Лариса Гивиевна?».

И тут я понимаю, что уже наступило утро, идет урок, а я дома. Говорю: «Пять секунд». Почистила зубы, быстро переоделась и полетела. Опоздала на пятнадцать минут. Благо живу рядом со школой.

Подхожу к кабинету, там ‒  мертвая тишина. Думаю: ушли? Открываю дверь: а навстречу ‒  шарики, плакаты, цветы... Сюрпрайз! Ребята собрали подарочную коробку, сделали футболку с моим любимым Маяковским, кружку с хештегом «Арачашвили, мы с тобой!», купили крутой ежедневник и набор ручек. Сами организовали, без подсказки. Вот это очень ценно.

О Сизифе и комплексе бога

‒  Не чувствуете себя Сизифом?

‒ Нет, я ведь ничего не двигаю вверх, скорее, наоборот ‒  пытаюсь остановить лавину, которая летит на меня, замедлить движение, падение вниз. Это очень сложно...

‒  Еще бы! Стучаться в закрытую дверь.

‒  Опять обобщаете. Где-то, может, и не ответят, а кто-то откроет. Могу точно сказать, что за свою педагогическую практику сделала нескольких детей действительно читающими. Мне тридцать лет, а я чувствую, что реально повлияла на чьи-то жизни. Это, знаете, способствует развитию комплекса бога.

‒ Скромно!

‒ Не замечали подобного у других учителей? Они считают, что способны воспитывать, кардинально менять людей... Мне же кажется, что не надо брать на себя больше, чем можешь унести. Делаю то, что по силам. Если приходят за добавкой, радостно её даю.

Кто-то из моих учеников станет строителем, водителем, будет заниматься физическим трудом. Ему точно нужен Толстой в жизни? Не знаю. Моя цель  познакомить с Львом Николаевичем, чтобы учащийся знал, кто это, понимал, о чем говорил и писал граф. А захочет выпускник школы лет в тридцать пять открыть книгу или нет, это уже его личное дело. Но я понимаю: если не поговорю сегодня с учениками о «Войне и мире», никто с ними не поговорит. Возможно, без меня они никогда не прочтут этот роман.

‒ Что вы изменили бы в школьной программе? Убрали? Добавили?

‒ Не согласна и не готова выкидывать что-то, но, на мой взгляд, давно пора вводить новый предмет ‒ современная литература. Почему бы нет? Истории изучают три, а литературу только одну. Сейчас все заканчивается на 1980-х годах пора вводить новый предмет ‒ современная литература.  Рождественский, Евтушенко, Высоцкий...

На самом деле, многих не хватает. И российских авторов, и зарубежных. Мир ведь не стоит на месте.

К сожалению, дополнительные учебные часы никогда не выделяются на литературу, обычно они уходят на факультативы для подготовки к ЕГЭ. Времени, чтобы выпускники читали «Казус Кукоцкого» или «Венерин волос», нет. Освоить бы обязательный курс!

‒ Тургенева с Гончаровым?

‒ С последним, кстати, проще, ребята поголовно узнают себя в Обломове, который ничего не делает, а только лежит на диване. Стараюсь объяснить: роман не про это, а про человека, сознательно отказавшегося от движения, поскольку жизнь вокруг него насквозь мертва. Зачем шевелиться, если смысла нет? Мне мальчишка вот написал: «А ничё, что рыдаю, как девочка, над этой книгой?». Ответила: «Ничё. Только одноклассникам не говори!».

О гении и злодействе

‒ А на мат как вы реагируете?

‒ Плохо. И ученики это знают.

Они меня спрашивали: «Вы ведь тоже наверняка можете выругаться?». Не стала уворачиваться: «Да, но я приведу еще пятнадцать вполне литературных синонимов к матерному слову. А вы?».

Мат, как приправа в языке. Даже великие, начиная с Пушкина, заканчивая Маяковским с Есениным, сдабривали речь крепким словом. Но им тоже нужно уметь пользоваться, чтобы не выглядело пошло и грубо.

‒ Дистанцию с учениками держите?

‒ Обязательно. Мы обсуждаем практически любые темы, но все равно я говорю с позиции старшего. И они хорошо чувствуют границы. При этом ребята могут прийти ко мне в гости на чай. Однако они знают, что идут к учителю, а не к подружке.

‒ Хороший педагог и хороший человек ‒ это синонимы?

‒ Раньше думала: да. Жизнь доказывает, что нет. Можно быть негодяем и отличным учителем.

Понимаете, хороший человек действительно не профессия. Такие люди часто приходят в класс, мямлят что-то, предметом не владеют, знаний не дают... Скорее, предпочту сволочь, которая талантливо ведёт уроки, в глубине души ненавидя всех детей на свете. Да пожалуйста! Но опытный педагог никогда не покажет свои эмоции. Встречала таких: в жизни человек совсем никудышный, а ремеслом владеет прекрасно. И дети его обожают.

Невероятно, но факт! Я-то по наивности считала, что гений и злодейство несовместимы. Оказывается, очень даже! Словом, выбираю профессионализм, поскольку хороших людей среди педагогов много, а вот отличных учителей среди них ‒ мало.

Надеюсь, никто из коллег не обидится, но нередко преподаватель ‒ работа для троечника. Кто не может никуда устроиться, идет в школу. И там остается.

О коллегах

‒ Сурово.

‒ Но справедливо. Люди вечно кричат о маленькой зарплате, при этом не стараются ничего менять. Это их осознанный выбор. Они больше ничего не умеют и не хотят.

Как-то я сидела на собрании и смотрела на учителей, которые поднимались на сцену. Их награждали за успехи в работе. Это были плохо выглядящие, осунувшиеся люди. Мне стало всех жалко. Им не хватает денег, сил на себя. Чтобы хоть как-то жить, берут по две-три ставки, соответственно - падает качество уроков. Учителя не учат, а отрабатывают часы.

Одно за другое цепляется. Как говорится, не мы такие, жизнь такая...

Запрещаю себе об этом думать. Решила, что отвечаю только за себя и то, что делаю. Не допущу, чтобы у меня пропала педагогическая рефлексия, точно знаю, что хожу на работу не из-за денег. Это мое призвание, как бы пафосно ни звучало. В жизни должен быть смысл, какая-то цель. У меня вот нет семьи, нет детей...

‒ Пока.

‒ Наверное, и не будет. Со мной тяжело, я ‒ колючка. Не представляю себя матерью. Я... я очень боюсь. Вижу покалеченных родителями детей. Психически. Один залюблен, другой ‒ наоборот ‒ недолюблен. Папа с мамой вроде сделали все, что могли, но конкретно этому ребенку надо пять литров любви, а у родителей было три. И люди они неплохие, однако из-за дефицита внимания чадо куролесит так, что не дай бог...

Вот и боюсь, что у меня не получится, буду авторитарной мамой или слишком доброй, всепрощающей...

Не готова взять на себя ответственность за жизнь другого человека. Я и со своей-то справляюсь с трудом.

‒ Но вы ведь берёте. Сеете разумное, доброе, вечное.

‒ Давайте честно: я должна научить, где в причастиях писать одну или две буквы «н». Курс литературы прочесть. Всё. Что вырастет из наших «посевов», покажет жизнь. Это за границей моей зоны ответственности.

‒ А почему вы не захотели уезжать из Волгограда? После победы в конкурсе вас ведь звали в Москву, предлагали работу.

‒ Да, и деньги обещали другие, в разы большие. Но это неправильно: выиграла и сделала всем ручкой. Спасибо, до свидания! Так нельзя. Мне вот одиннадцатый класс надо выпустить.

‒ Чем-то напоминаете мне вашу землячку Елену Исинбаеву. Она тоже говорила, что никогда не уедет из Волгограда.

‒ Но уехала.

‒ Именно.

(По материалам журнала "Родина")

 Источник: Нордвик, В.   «Учитель года-2019» Лариса Арачашвили: мне трудно что-то сделать с «Войной и миром» : откровенный разговор о профессии, литературе и детях, которые не любят читать / В. Нордвик // Родина. - 2020. - №9. - С. 27-37.