Как Мова Слабизьона судил (фрагмент из книги Фёдора Щербины)

"Пастушки", художник В.Маковский

На сайте МЦБ мы уже сообщали о  том, что в нашу библиотеку поступили все четыре тома собрания сочинений Фёдора Андреевича Щербины, начиная с 2008 года. В первом томе воспоминаний автор рассказывает о жизни станицы Новодеревянковской, в которой проходили его детские годы. Книга вызвала несомненный интерес, ведь это не только живо воспроизведённые картины  исторических событий, но и увлекательное чтение, написанное талантливым пером. И вот в «Каневских зорях» краевед Валентин Цветков познакомил читателей с фрагментом книги, в котором описывается судебный процесс над Харлампием Слабизьоном. Имена участников процесса хорошо известны каневчанам, автор статьи ниже представил энциклопедическую справку-пояснение. Первый том воспоминаний Ф.Щербины можно прочесть, пройдя по ссылке. А статью В.Цветкова – прямо здесь.

 КАК МОВА СЛАБИЗЬОНА СУДИЛ 

В одной из своих последних работ «Пережитое, передуманное и осуществлённое» историк Кубанского казачьего войска Фёдор Андреевич Щербина много и подробно поведал о своём детстве, проведённом в родной станице Новодеревянковской. В своих воспоминаниях он приводит немало случаев – смешных и даже комических, которые происходили и с ним, и с близкими ему людьми.

Одним из таких можно считать судебный про­цесс, имевший место к городе Ейске с участием подсу­димого ‒ крёстного отца Фёдора Харлампия Антоновича Слабизьона и мирового судьи, уроженца хутора Сладкий Лиман Василия Семёновича Мовы, больше из­вестного современникам как поэта и драматурга.

Случай, ставший предметом разбирательства, произошёл в хуторе Слабизьона в период между 1861 и 1865 годами. Тогда же в практику были введены мировые судьи по назначению, и одну из вакансий доверили Василию Мове.

Суть конфликта заключалась в том, что Слабизьон убил из ружья трёхлетнюю тёлку соседа-хуторянина, которая постоянно нарушала границу его частной соб­ственности. Судья знал причуды Харлампия Антоновича, поэтому разбирал дело со всеми предосторожностями, не давая воли Слабизьону чувствовать и демонстрировать себя паном офицером и беспрепятственно пользоваться своим невоздержанным языком. Когда Слабизьон признал факт предъявленного ему обвинения, судья попросил рассказать, как  всё произошло на самом деле. Вот как о процессе писал Ф.А.Щербина.

‒ В законному порядку, господин судья, - начал давать свои показания Слабизьон. – Я всё зробив, що требуэтся, ‒ рассказывал судье есаул, ‒ не раз, не два, а сотни раз попережав оцього мугиря i шибеника, щоб вiн не пускав телицi до мого млина. 

Но судья остановил ответчика словами: господин есаул, прошу вас не допускать в показаниях оскорбительных слов и выражений, иначе, по закону, я обязан штрафовать вас. На первый раз прощаю. Прошу вас продолжать.

‒ Слушаю,‒ сказал по военно­му Слабизьон. ‒ Так оцей... того... не мугирь и не шибеник. Теперь по-прежнему я не назову його шоб не понести штрафу. Так оцей лацапура...

‒ Вы опять оскорбляете, ‒ пере­бил его судья.

‒ Ни тришечки, ‒ возразил Слабизьон. ‒ Вин же лацапура, настоящий лацапура. Ось подивиться на его, хиба вин не похожий на лацапуру?

‒ Вы всё-таки говорите оскор­бительным тоном, ‒ заметил судья, - и несколько раз обозвали истца оскорбительными прозвищами. Штрафую вас тремя рублями.

‒ Зараз и гроши? ‒ спросил Слабизьон.

‒ Зараз, ‒ ответил судья.

Слабизьон достал из кошелька трёхрублёвую бумажку и положил её на судейский стол.

‒ Прошу продолжать, ‒ обратил­ся судья к Слабизьону, записывая штраф.

‒ Та отой не шибеник, не му­гирь и не лацапура не зробив того, про шо честно я просив его, и не припинив телици. Ну вистимо, мени було жаль мого добра, бо телиця кожний день приходила до млина та чухалась об привод и до того дочухалась, шо и млин уже начав скрипить. Сказав я ему в останний раз при свидетелях: «Не пускай телици до мого млина, а то застрелю». А вин все-таки пускав. От тоди тильки я и убив телицю.

- Вы допустили произвол, поступили противозаконно... ‒ на­чал было говорить судья. Но Слабизьон гневно перебил его: «Як противо­законно? Який такий произвол, коли я при свидетелях попережав его?».

- Вы ж убили телицу, причинили ущерб её хозяину,   а потом я предлагаю вам или помириться, или за­платить ему за телицу во сколько она будет оценена.

‒ Заплатить? - с раздражением заговорил Слабизьон. ‒ За якусь падлючу телицю та ще падлючему... чи то бач... помилився, … не мугирю, не шибенику и не лацапури гроши платить? Де ж той суд справедливый? Телиця млин мени руйнуе, хозяин телици педтримуе ии, а я за це ще й гроши повинен платить? Це ж не суд, а скандал!

‒ Господин есаул, ‒ заговорил строгим голосом судья, ‒ прошу вас прекратить вашу речь. Вы непозволительно ведёте себя в суде, допускаете такие площадные выражения, как «падлюча телиця», и неуважительно относитесь даже к суду. Штрафую вас в высшем размере десятью рублями. Про­шу заявить мне, намерены ли вы помириться с истцом или же пусть суд разрешит дело в судебном порядке?

Слабизьон из-под лоба посмо­трел на судью, достал из кошелька десятирублёвку, положил на стол, тщательно осмотрел кошелёк и спросил судью, какой высший штраф «за несудебные выраже­ния» полагается.

‒ Десять рублей, ‒ ответил судья с улыбкой.

Слабизьон в свою очередь улыбнулся и, достав из кошелька ещё десятирублёвку, заговорил: «Хай суд без мене решае. Бо я бачу, шо в суди немае мясця бла­городному офицеру вкупе с тели­цею. З непривычки до такого суда я з пантилику збився и зараз не визьму в толк, як шкидливу телицю назвать, чи так, як може мамзель телиця. От же я и ришив до дому ихать. Нате вам мои останни де­сять карбованцив за мои останни слова, яки не до вас, господин судья, видповидаю: на суди не для панив офицерив, а для мугирив, шибенникив та лацапур мени начхать!».  Слабизьон положил десять рублей на стол, поклонился мировому судье й вышел из его камеры.

По приговору  судьи Слабизьон уплатил десять рублей за убитую телицу её владельцу и всем говорил: «Ну й суд! За шкидливу телицу десять карбованцив присудил, а мене за мое правдивое словословие аж двадцатю тремя карбованцями покарав и виходе: хай телицы пану млини розчухують, а язык крипко держи за зубами, а то в суди уси гроши из кезени и гаманца повитягають, та, по­жалуй, и без штанов останешься за несудебни словеса».

Послесловие.

Василий Семёнович Мова. Поэт, драматург, писатель, юрист. Родился 1 (13) января 1842 года в хуторе Сладкий Лиман нынешнего Каневского района. Окончил Уманский (ст. Ленинградская) пансионат, Екатеринодарскую мужскую гимназию и Харьковский университет. Писать начал в сту­денческие годы. Первое его стихотворение было напечатано в 1881 году в журнале «Основа». В.С. Мова является автором пяти драматических произ­ведений, многих поэм, стихотворений, рассказов. Собрания его сочинений выходили в Германии, Америке, Украине и России. Печатался в различных журналах и газетах. Работал судебным следовате­лем в Усть-Лабе, мировым судьёй в Ейске, присяж­ным поверенным окружного суда в Екатеринодаре. Умер 1 июня 1821 года, похоронен в Екатеринодаре на общем кладбище.

Харлампий Антонович Слабизьон. Крёстный отец Фёдора Щербины, есаул, владелец хутора. Из простого казака стал «паном офицером». Облюбовав в трёх верстах восточнее станицы Новодеревянковской балку, он соорудил в ней пруд, завёл рыбу и раков. По склонам посадил сад, огород, купил пасеку, по­строил ветряную мельницу, дом и хозяйственные помещения. Развёл лошадей и других домашних животных. Занимался земледелием. Уверенно управлял хозяйством и хутором, жил независимо, с комфортом. «Человек живого ума и сильной воли с добавкой к ним достаточной доли находчивости и юмора, ‒ вспоминал позже Ф. Щербина, ‒ без изво­ротов и хитросплетений брал силой воли и энергией то, что ему требовалось...». Балка, где стоял хутор, и сейчас называется Слабизьоновой.

                                                                                          Валентин ЦВЕТКОВ
СЛОВАРИК: 
Мугирь - грубиян
Шибеник - висельник
Лацапура - редотёпа

 Источник: Цветков, В. Как Мова Слабизьона судил [Текст] : из книги воспоминаний Ф.А.Щербины "Пережитое, передуманное и осуществлённое" / В. Цветков // Каневские зори. - 2016. - 11 февр. - С. 8.