Кинолента памяти нашей (окончание)

 Лемиш Н. Ф.

Осенью 1964 года кинотеатр закрыли на зиму, а мне предложили работу на самом пенькозаводе. Но я отказался –  меня по-прежнему влекло кино. А вот с Анатолием Петровичем Богушем у нас завязалась дружба на всю жизнь.
  В это время в кинотеатре «Родина» (который располагался  на ул. Ленина, наискосок от здания теперешней «Кулинарии») появилась вакансия помощника киномеханика, и я начал работать там под  руководством моего первого наставника, Дмитрия Васильевича Григораша. А ещё, пройдя собеседование за 10-й класс, меня приняли в 11-й класс.  И тут мне повезло, кинотеатр был на ремонте, и я работал только днём. Мы с Дмитрием Васильевичем меняли допотопную электропроводку.  А вечерами – школа. Когда кинотеатр был, наконец, открыт, я постарался работать в дневную смену, чтобы не пропускать занятия в вечерней школе. В эти годы кинотеатр «Родина»  вынужденно оказался на вторых ролях –  в 1964 году был открыт широкоэкранный кинотеатр «Космос». Естественно, я потихоньку мечтал попасть туда на работу. Но чтобы попасть в «Космос», нужно было иметь удостоверение киномеханика второй категории.  Увы!
  И тут мой шеф Дмитрий Васильевич решил поступить на первый курс Ростовского кинотехникума, на заочное отделение.  7 классов он окончил достаточно давно, и чтобы освежить познания, он попросил меня подтянуть его по алгебре и русскому языку. А я начал (не без помощи Григораша) готовиться к сдаче экзаменов на вторую категорию. Случай был небывалый, ибо вторую категорию давали только выпускникам Лабинского училища киномехаников. И всё же руководство киносети пошло мне навстречу.  Они дали возможность пройти практические задания на современной киноаппаратуре.
 

В начале 1965 года я с «первого захода» сдал в краевом управлении кинофикации экзамен на киномеханика 2 категории. Конечно, Дмитрий Васильевич помогал мне, но и я не оказался в долгу, побыв немного репетитором. В конце лета мой «ученик» поступил в кинотехникум.  А меня перевели на должность киномеханика в кинотеатр «Родина».
   В мае 1965 года я окончил 11 классов вечерней школы, и одновременно приобрёл  опыт работы на стационарной киноаппаратуре.  В то время я работал в одной смене с Любовь Петровной Зубаревой, а позднее – с Раисой Стефановной Кривошея. (С нею я долгие годы поддерживал хорошие отношения. Она была старшим товарищем и добрым советчиком. И гораздо позже мы снова встретились с Раисой Стефановной в ЗАО «Дорожник», где она работала много лет).

   Тогда в «Родине» были ещё старые кинопроекторы КПТ-1, но мы сумели довести качество до совершенства.  Иногда на киносеансах в те годы встречалась особая категория публики, особым воспитанием не испорченная. Если случался обрыв ленты,  дефект звука или изображения, у них сразу начиналось нервное обострение, сопровождающееся особенно громкими воплями и свистом. Причём киномехаников приравнивали к сапожникам, сразу оповещая об этом весь зал. Почему «сапожники», не пойму до сих пор.
  Но нам кричали крайне редко. Нарабатывался опыт, умение находить поломки и быстро устранять. А по вечерам, особенно летом, мы с Григорашем показывали фильмы каневчанам в летнем кинотеатре, который был когда-то в каневском парке им. 30-летия Победы, ближе к пляжу, сбоку, около улицы Вокзальной.  Там стояли 2 киноаппарата из Чехословакии, серии Meopton-49, в работе крайне капризные, но качество показа было изумительным. Всё управление киноаппаратурой было кнопочным. Если так называемый фонарь отечественного киноаппарата создавал световой поток электродуговой лампой, и нужно было подкручивать автомат подачи киноуглей, и, следовательно, наблюдать,  чтобы электрическая дуга не погасла, то в Meopton-49 стояла мощная ксеноновая лампа. Он был гораздо более удобен.
  В 1965 году поступать учиться я не планировал, все мои мечтания фокусировались вокруг

кинотеатра «Космос». Старые КПТ работали без сбоев, благодаря тому, что Дмитрий Васильевич строго выполнял все графики техобслуживания и ухода за аппаратурой. Вероятно, это было оттого, что жена Дмитрия Васильевича, Людмила Дмитриевна, была техноруком (по сути, главным инженером) киносети. А бессменным помощником у Дмитрия Васильевича был я.  КПТ-1 я собирал с закрытыми глазами. Один раз он доверил мне сборку самого сложного, «мальтийского» механизма, продёргивающего киноленту  через  кадровое окно со скоростью 24 кадра в секунду.  Помнится, весной 1965 г. после окончания Лабинского училища киномехаников в киносеть вернулся Виктор Лапиков, мой одногодок, с ним мы вместе учились в параллельных классах СШ  №1. У того тоже были серьёзные наставники, и, честно признаюсь, знаний у него по части аппаратуры, выпрямителей и системы звука было побольше. Он сразу же стал работать в «Космосе» сменным киномехаником, и вскоре переманил и меня. Сбылась моя мечта. Современная новая широкоэкранная аппаратура, хороший звук, качественное изображение - «Космос» гремел на весь Краснодарский край. А мне нужно было соответствовать высокому званию киномеханика кинотеатра «Космос». Мы с Виктором занимались разными усовершенствованиями –  то придумаем электропривод на ручное устройство перемотки киноленты с автоматом отключения, когда заканчивалась; то усовершенствуем систему контроля звука в кинозале; то обновим  микшерский пульт, управляющий звуком из кинозала.  Всего уже и не упомню. Вот что осталось в памяти – так это инцидент с придуманной нами системой последовательного зажигания надписи на фасаде: «Широкоэкранный кинотеатр «Космос». Было это уже, кажется, уже весной 1966 года. Но наша система, как на грех, попалась на глаза заведующему отделом пропаганды райкома партии. Директор райкиносети Иван Тимофеевич Руденко  получил нагоняй за «капиталистическую рекламу». Разговор состоялся примерно такой:

– Ишь, что молодёжь удумала! Это что вам, Америка? Бродвей или Гарлем? Мы  не Америка, у нас не должно быть такого, чтобы всё перемигивалось и мелькало!
Получив нагоняй от директора, мы с Виктором, удручённые, всё вернули на место. Теперь неоновая надпись «Широкоэкранный кинотеатр «Космос» не раздражала начальствующие очи неуместным мельканием букв. Честно говоря, чувствовали мы себя довольно мерзко. Вот тогда я и сказал Виктору, что уйду из кинофикации, найду другую работу.

Осенью 1966 года меня комиссовали из армии, и я решил в киносеть не возвращаться, как меня не уговаривали. Особенно переживал мой первый наставник Дмитрий Васильевич Григораш. Он убеждал меня, что при моих способностях я спокойно аттестуюсь на киномеханика высшей категории, что мне нужно поступить в кинотехникум, и – карьера мне обеспечена. Уговаривал он меня долго. На одном из таких разговоров присутствовала его жена –  Людмила Дмитриевна. Она послушала-послушала, да и говорит:

– Не держи парня. У него свой путь, Не видишь разве – кино для него уже слишком мелкий масштаб, он его перерос. Он пойдёт учиться дальше, и станет хорошим специалистом, да только в другой отрасли.
    Так и случилось. Дорога  у меня оказалась другой. Другая работа, другая жизненная стезя. Но и спустя годы, став инженером в райгазе, руководителем среднего звена, я всё же не забывал киносеть. Кино осталось моей детской мечтой, которую я перерос, но она осталась в душе, как добрые воспоминания юности. А ёще я очень благодарен людям, с которыми я работал и сталкивался, чьими советами я дорожил – они очень помогли мне в жизни и в выборе профессии.
 

А ещё у Н. Ф. Лемиша есть рассказ-зарисовка об одном киносеансе, случившемся в давние-предавние времена в одном далёком маленьком кинотеатре. Прочтите, и вы поймёте, что кино – это не только интересно, но и очень весело.
 

ИНДИЙСКОЕ КИНО

   Людям XXI века присуща страсть к зрелищам. Сейчас совершенные медиатехнологии позволяют с головой окунуться в зрелищные процессы, аж 25 часов в сутки выливаемых на головы телезрителей. Особенно раздражает шоу-бизнес в совокупности с «ненавязчивой» рекламой. На всех уровнях при этом подчёркивается свобода выбора для телезрителя.
  В Древнем Риме свободные граждане республики определяли уровень своей свободы

доступностью к хлебу, вину и зрелищам. По прошествии столетий возможность получения бесплатного вина и хлеба уже не гарантировалась, а вот сфера зрелищ расширилась от боёв гладиаторов до публичного аутодафе. Представления такого плана были, отнюдь, не слишком дешёвыми.
  Когда французы братья Люмьер изобрели немое кино, оно стало незаменимым развлечением для граждан из разных социальных групп. В нашей стране кино прижилось уже в самом начале 20-го века, сохранив статус первостепенного развлечения до наших дней.

А пресловутые телесериалы! Сколько убытков, в виде сгоревших утюгов, сковородок, испорченных яичниц, бифштексов они принесли хозяйкам, не нашедшим в себе сил, чтобы оторваться от захватывающих страстей.
  В «дотелевизионную» эру, каких-то 70-80 лет назад, даже в самом захудалом хуторе «крутили» кино. Зимой – в клубе, а летом – прямо на открытом воздухе. С замиранием сердца кинозрители взирали на экран, глядя на чужую и обеспеченную жизнь.
   Последующие события относятся к 1959 году. Народ тогда «потопом» валил в кино, невзирая на грязь, отсутствие дорог и тротуаров, на кромешную темноту улиц. Молодые читатели наверняка громко воскликнут:
– И стоило ли вообще в таких условиях высовывать нос из дому? Не проще ли было провести время у телевизора?!
Да где только были тогда те самые телевизоры, если у большинства жителей крупной станицы вообще электричества не было. А те немногочисленные обладатели «лампочки Ильича»  видели её тусклый свет  только с 7 часов вечера до 11 часов ночи.
  Зато, какая рождаемость была! Много детей  – и никакого кино, ни телевизора не надо. Каждый день своё весёлое кино. О новостях узнавали из газет или по радио.
  Ну, а если бы бурлящая молодая фантазия кинет иного молодого человека в 50-е годы прошлого века, связав это время с мыслью о компьютерах и медиатехнологиях, то придётся враз охладить пылкое воображение. Ибо появление тогда хотя бы одного экземпляра этого шибко умного устройства вызвало бы шок, подобный тому, как если бы во времена царствования Ивана Грозного некий смельчак посадил бы на Красной площади одномоторный самолёт...
  В тот далёкий зимний день три молодых станичника того интересного возраста, когда нет и тридцати лет, а душа ещё полна «щенячьей дури», связанные  давней юношеской дружбой, со школьной скамьи, решили сходить в будний день в кино.
  В местном кинотеатре уже три дня шла нашумевшая слезливая мелодрама. Фильмы такого

жанра, производства Индии, стали бойко появляться. Для зрителя мелодрама была тогда, на фоне «идейных» фильмов, явлением очень необычным: с яркими красками, красочными нарядами и национальными индийскими, сладкими и мелодичными песнями. Даже по меркам нынешнего времени сюжет фильма заставил бы безутешно померкнуть деяния «Санта-Барбары» подобно тому, как станичную самодеятельность сравнить с театром на Таганке. Вы, уважаемые читатели, наверное, догадываетесь, что при всех вышеописанных неудобствах сельского быта, заставить зрителя пойти в кино могли только особые обстоятельства, подтверждающие особую художественную ценность этого кинофильма. Определённый ажиотаж в ангажирование ситуации уже внесла женская часть станичного общества, три дня пропадавшая в кинотеатре, с

придыханием взиравшая на трагедии индийского народа на экране. Тогда ещё только получало развитие такое малоизвестное понятие как аншлаг. (Чтобы не дать возможности интриге зачахнуть, отмечу, что пребывание  в местном кинотеатре, даже в пределах времени кинопросмотра, уже «тянуло» по фронтовым меркам минимум на медаль «За отвагу»).
  Но об этом чуть позже. У наших героев  тогда прочно созрело решение посмотреть «индийскэ кыно биз жинок». Тимофей, бывший в трио заводилой, безапелляционно заявил:
– Нам ще бабських слёз ны хватало, розрывуцця, хочь збигай. Подывымось сами!
  Был январский морозный, со снегом, день. Каждый из друзей постарался пораньше закончить свою работу. Тимоха и Кирило работали на одной молочно-товарной ферме: первый фуражистом, а второй – ветврачом (посему его звали уважительно Кириллом Ивановичем)  Пётр трудился механизатором в полеводческой бригаде. Друзья собрались у Тимофея, жившего поблизости от кинотеатра, основательно укутавшись в полушубки, валенки, меховые шапки. Кирилл Иванович, как лицо интеллигентное, которому надо беречь руки, был в трёхпалых, охотничьего пошива, меховых рукавицах. Друзья явно знали, что им придётся вскоре пройти испытание на морозоустойчивость.
  Вот тут ещё одна интрига. Под кинотеатр было приспособлено здание бывшей конюшни канувшего в лета станичного правления. В новом амплуа конюшня представляла собой памятник побеждённому царскому строю. На наружной части боковых стен сохранились крепкие железные кольца, каждое из которых можно было вырвать разве что с куском стены. К тем самым кольцам когда-то привязывали лошадей. Одно из колец так и вовсе имело свою печальную историю. Ибо молва людская гласила, что перед германской войною некие ревнители нравственности и борцы за незыблемость постулатов казачьего домостроя приковали толстенной цепью к конскому кольцу «за попэрэк» известную в станице блудницу. Серьёзность ситуации подтверждал десятифунтовый гирьковый замок, единственный ключ от которого уже покоился на дне местной речки. Мадам пребывала «в полунеглиже», что было, само по себе, несмываемым позором, чёрным пятном на весь род блудницы. Несмотря на титанические усилия почтенного отца и опозоренных братьев, попытавшихся выдернуть кольцо, стена устояла. Цепь была из местного «самопала», дававшего фору разве что дамасской стали. Пришлось пригласить кузнеца с переносным горном...
  Но все традиции ушли в прошлое. А сегодня – это «очаг культуры». Очаг до такой степени без очага, что порой в нём было холоднее, чем на улице. Зрительские династии за время существования «очага» поднаторели в поисках способов «сугрева». Выбор, собственно, невелик. В радикальной форме, если позволяло здоровье, популярен был приём крепких бодрящих напитков местного производства. Всё дело в дозе. При переборе был риск впасть в забытьё, не увидев фильма. Очнуться можно было только после окриков и пинков контролёра.
  Два года назад наша страна запустила в космос спутник, и прогресс, нагнетаемый из космоса, победоносно шагал по стране. Местный радиомастер Корней Яковлевич приходил в кино с небольшим чемоданчиком, в котором находились аккумуляторные батареи. Апофеозом технической задумки был редкий в то время электрический медицинский бинт, то есть электрогрелка. Электроэнергии аккумулятора хватало, чтобы подогреваться на протяжении сеанса. Яковлевич очень гордился своим изобретением. Продвинутые женщины приносили, для этой же цели, в плетёных кошёлках или кирзовых сумках грелки с горячей водой, прикладывая потом поочерёдно обогревательные приспособления к разным частям тела.
  Наши герои решили прибегнуть к старому проверенному способу, посчитав два последних порочащими мужское достоинство. Кирилл Иванович, как лицо, косвенно причастное к медицине, напомнил друзьям, что на фронте не зря выделяли «фронтовые 100 грамм», так как жидкость, принятая внутрь в умеренных дозах, вызывает усиленную циркуляцию крови и помогает, например, северным народам одерживать победу над холодом. А что касаемо фронтовиков, то они всегда и везде выходили победителями. Особенно эффективен чистый спирт, который надо пить неразбавленным. И жестом умелого иллюзиониста он извлёк из-за пазухи склянку со светлой жидкостью и кружок домашней колбасы. При этом новоявленный лектор побеспокоился о несчастных чукчах, которых жестокая природа не наградила стойким иммунитетом против спиртного. Уж очень быстро они спиваются.
  Меж тем Пётр достал кусок сала, появилась квашеная капуста, солёные помидоры, огурцы; затем чесночная колбаса, лук, чеснок. Короче, присутствовал весь набор кубанской снеди. Выпитого спирта хватило, чтобы только разыграть аппетит. Тимофей по-хозяйски поставил на стол баллон с самогоном сногсшибательной крепости. Был в этой жидкости один недостаток – больно уж разила она густым невыносимым «бурячным» духом, так как выгнан был самогон из сахарной свеклы.
  Кирилл, переносивший с трудом запах свекольного напитка, скривился. Но что не совершишь ради мужской дружбы. Употребив ещё по полтора стакана первача и хорошо закусив, друзья зажевали запах самогона чесноком. Подготовка к грядущим испытаниям была закончена.

Когда они вошли в зрительный зал, на экране мелькали кадры киножурнала. Нашлось три места рядом, находящиеся в середине ряда. Напротив них, в предыдущем ряду, расположился субтильный мужчина в демисезонном пальто и кепке.
  По первому взгляду опытной троицы, субъект не был подготовлен к низкотемпературной обработке. Друзья шёпотом заключили пари на предмет того, долго ли этот зритель усидит в зале.
  Подогретые «снутра», защищённые полушубками, герои самозабвенно предались созерцанию фильма.
  Летние сюжеты. Легко одетые герои в невесомых одеждах поют и пляшут. Но от жарких сцен в зале теплее не становилось. Холод упрямо забирался под одежду зрителей, заставляя их шевелиться и по-тихому притопывать ногами.
  Зато героям нашим ничего не было – они даже расстегнули свои полушубки. Их крепкие молодые тела источали не только тепло, но и пары, насыщенные ароматическими углеводородами, явно не озонирующими окружающую их воздушную среду.
  Первым проявил беспокойство субтильный гражданин. Вряд ли только холод был причиной. Если в зале ранее витал казённый дух сторожки и милицейской дежурки, то постепенно к нему стал прибавляться дух коровника и солярки, а так же нечто, ранее неизвестное.
  Холод и правда донимал зрителей. Обладатель демисезонного пальто предпринял попытку согреться, подняв воротник и натянув кепчонку до ушей. Меры оказались явно недостаточными. Но что-то ещё тревожило беспокойного зрителя, активность которого только возросла, ибо стал он елозить на своём месте, оглядываясь и чертыхаясь.
  Наши же герои, развалившись в жёстких зрительских креслах, с упоением созерцали сюжетные

композиции фильма, по ходу комментируя подлые действия заплывшего жиром безбородого индийского раджи. По поводу женского его лица и тараканьих усов Кирилл выдал комментарий с медико-ветеринарным уклоном. Троица дружно рассмеялась. Личность в пальто нервозно задёргалась. Пётр, отличавшийся с самого детства немногословностью, коротко произнёс:
– Ны крутысь, а то картуз на вуха натягну!
  Но это только подстегнуло субтильного субъекта. Он открыто стал выражать недовольство, с ненавистью оглядываясь на одетую «по-северному» троицу. На первый взгляд, его недовольство можно было бы расценить, как зависть замерзающего к обладателям кожухов. Были, наверное, и другие причины –  разгадать было трудно. Но что-то, подобное тому, что «понадивалы кужухы и радуюцця», он всё же произнёс.
 

Меж тем киномелодрама подходила к своему кульминационному завершению. Гибель главной героини, ослепительной красавицы, стала пиком режиссёрского замысла. Несчастному, убитому горем жениху, надлежало возжечь погребальный костёр. Женская часть зала эмоционально отреагировала всхлипываниями. Возникло особое состояние аудитории, определяемое, как солидарный плач.
  Мужская часть зала, из уважения к женской чувствительности, притихла. Наша троица, видно, тоже прониклась сочувствием. Ранее принятые крепкие напитки не поколебали их моральных устоев, оставшись в той пропорции, когда говорят – «Что слону дробина». В зале возникла тишина, нарушаемая только всхлипываниями и треском погребального костра на экране.
  Между тем, потерявший всяческое терпение и доведённый до полного отчаяния гражданин в демисезонном пальто, возопил пронзительным фальцетом:
 – И яка воно скотыняка до того спортыла воздух, шо прямо дыхать ничим?
И добавил:
– Одын раз зибрався у кыно, а тут ны то шо кыно дывыцця – задыхнэсся! Думав у кыни оддыхнуть, а ны получицця!
 В окончании добавил:
 – Зовсим у людэй нымае ны крыхты совисты!
 Сделав паузу, он произнёс несколько крепких выражений в отношении лиц, приведших нестабильную атмосферу кинотеатра в столь плачевное состояние.
  У неплачущей части зала это вызвало дружный смех. Плачущая часть, ещё не поняв в чём дело, продолжала по инерции скорбеть.
  Внезапно в зале прозвучал неизвестный звуковой эффект, на который прибежали бдительные контролёры. Включили свет, прибежал старший киномеханик Михаил Фёдорович. На возглас:
– Что случилось? – зрители недоумённо посмотрели друг на друга.
В этот момент нарушитель порядка встал и ответил залу и контролёрам:
– Дыхать мини ничим, хтось блызько сыдыть и биссовисно портэ воздух. Совисти зовсим у людэй нымае!
 На что дружный зал ответил хохотом.

Когда присмотрелись, то оказалось, что отравленный газами гражданин – это Аркаша, слесарь-интеллигент из промартели. Он ремонтировал станичникам примусы, мясорубки, патефоны, сепараторы и, бывало, даже ружья.
  Тимофей, которому не приличествовало лезть за словом в карман, отреагировал мгновенно, произнеся со смехом:
 – Як шо ты такый хворый, так ничого йты в кыно з своимы болячкамы. Ты може ще й заразный, мы ны знаемо. Шось ты худый и дуже бледный! И ще чогось пидчепыш от тэбэ! Мы ото ж и дезинхвицирувалысь!
На что труженник артели резко рванул к выходу, фальцетом, с надрывом, «отгавкиваясь» на ходу:
– Давно ны був у кыни и довго ще ны прыйду!
Воспитанный ветврач Кирилл Иванович на ходу, в спину,  посоветовал болезному:
– Нет, ты сначала подлечись, иди, не откладывая, в амбулаторию. Как станет лучше – приходи, только одевайся потеплее. Видно, ты простудился. Вон как легко одет!
  Но в ответ раздался только хлопок двери и жизнерадостный гогот.
 Киносеанс продолжался.

Подлый раджа – глава преступного клана, должен был получить по заслугам. Зрительская аудитория жаждала мести.
 
  Публикуется с личного разрешения автора.