Война в истории Каневского района (продолжение исторического очерка Н.Лемиша)

Продолжение историко-краеведческого очерка Николая Лемиша «На перекрёстке военных дорог» было напечатано лишь через два года, весной 2012 года в выпуске №10 альманаха «Каневчане», уже под другим названием – «Дороги, которые не выбирают». В нём очень подробно описана спешная эвакуация каневчан перед самым приходом немцев. Названы имена и фамилии предателей из казаков, вошедших в состав оккупационной власти немцев и румын. Рассказано о деятельности подпольной молодежной организации, державшей связь с партизанским отрядом Нины Берестовской.

ДОРОГИ, КОТОРЫЕ НЕ ВЫБИРАЮТ

(ПРОДОЛЖЕНИЕ)

6. Эвакуация

И так, эвакуация Каневского района стала неиз­бежной. Можно только представить, что творилось на душе тех людей, кому в спешном порядке, надле­жало покинуть родную станицу, отчий дом и отпра­виться в неизвестность. Падение города Ростова только предопределило трагизм ситуации. Ещё за неделю до объявления эвакуации, на совместном заседании бюро Каневского района ВКПб и райжилкома, было принято решение о первоочередной эва­куации, на случай ухудшения обстановки надлежало эвакуировать актив района, членов семей офицеров и политработников, красных партизан. К сожалению, в полной мере, выполнить намеченное не удалось и последствия были самыми трагическими. Еще в се­редине июля, краевыми властями был определён маршрут эвакуации в предгорья Кавказа, и непосред­ственно за Горячий ключ. Пункт сбора каневчан у горы Папай. Именно туда планировалось эвакуировать трактора, комбайны и колхозный скот. Эвакуировать, в одночасье, всю технику было невозможно, ведь нужно было до зёрнышка убрать урожай. Небольши­ми группами, технику начали отгонять ещё в конце июля. Первого августа, по намеченному маршруту, были направлены несколько многочисленных эваку­ационных колонн, куда вошли трактора и комбайны четырёх машинно-тракторных станций и двух совхо­зов. Остатки техники ещё работали на полях. Второ­го августа уже эвакуировали скот колхозов, оборудо­вание мастерских, станки, запчасти и трактора. В срочном порядке закладывалась база партизанско­го отряда, и определялся круг преданных людей, ко­торые останутся работать в подполье, в условиях ок­купации. Делалось это достаточно поспешно, при от­сутствии опыта проведения подпольной деятельно­сти. В последующем это сложится в виде одной из трагических страниц истории оккупации нашего рай­она, о чем будет сказано позже.

Эвакуация сельскохозяйственной техники того времени было мероприятием достаточно проблем­ным и растянутым во времени с учетом мало на­дежности и тихоходности, особо это касалось трак­торов. Ведь прицепную технику тащили именно они, и перегрев двигателя приводил к выплавке ша­тунных подшипников из баббита. Сколько их оста­валось тракторов «Фордзон», «Универсал», ЧТЗ вдоль кубанских дорог в виде металлолома! До пункта назначения дошло совсем мало. Несмотря ни на что, вплоть до последнего дня, сельхоз ра­боты в колхозах района не прекращались. Стано­вилось ясно, что весь хлеб не убрать, а оставший­ся придется сжечь. Пытались уничтожить его «на корню», но хлеб не горел. Слишком высока его за­соренность сорняками. Но работы на полях про­должались до самого четвертого августа. В спеш­ном порядке, молодых трактористов 24-го и 25-го годов рождения, призвали в армию. 54 тракторис­та и 35 комбайнеров вместе с техникой отправили в эвакуацию. Особенно напряженной и трагичной была последняя ночь перед приходом немцев с четвертого на пятое августа. Полная неразбериха. Машин нет. Все проблемы решать пытаются гуже­вым транспортом, и того не хватает. Ценности гос­банка, архивы района, райкома все на телегах. В спешном порядке готовятся к взрыву элеватор, вокзал, мельницы, лубзавод и даже больница. Взрывчатки не хватает. Разворотили оборудование сырзавода, мельниц, электростанции.

Горючее на нефтебазе и хранилищах МТС спу­щено на землю. Резервуары взорваны. Помимо вок­зала взорвана и вокзальная водокачка. В последний день и ночь обстановка до невозможности нервозная. В госучреждениях дожигают последние бумаги, ветер разносит пепел, на деревьях и проводах болтаются обрывки телеграфных лент. Все брошено. Горит эле­ватор. На всю станицу пахнет горелым зерном. Горят плоды труда людей вырастивших хлеб неимоверным усилием. Дым пожаров все гуще и гуще. Свиней с под­собного хозяйства элеватора раздают людям. Рушит­ся уклад, налаженный годами жизни.

А потом наступило безвластие. Наиболее пред­приимчивые жители, шныряют по учреждениям, складам, подбирают брошенное. За сельмагом на­стежь открыты двери сельпо. Копошатся люди. От­крыта огромная бочка с медом. Двое доброволь­цев черпают мед и разливают его в посуду, прине­сенную людьми. Все перемазались медом. Рядом неспешно разбирают овечью шерсть. Гора тюков. На шерсть охотников немного, а зря. Впереди три года войны и шерстяные носки еще потребуются.

Хоть впереди и полная неизвестность, но остав­шиеся в станице люди, на что-то надеются. Кто-то завидует отправившимся в эвакуацию. И зря. Мне еще в детстве пришлось слышать рассказы каневчан, против своей воли, предпринявших опасное путешествие по дорогам под вой и пулеметные оче­реди фашистских самолетов. Вся опасность пред­приятия вместилась в зловещем слове эвакуация.

...По степным и проселочным дорогам движут­ся отступающие войска. В пропотевших гимнастер­ках, солдаты измучены жарой, бомбежками, тяжестью переносимого на себе оружия. Один пулемет «Максим» чего стоит... Зачем-то ободранная по­луторка тащит за собою маленький истребитель «Чайка». Передняя часть несуразно лежит на ку­зове, низ волочится по дороге. Гуртовщики гоня­ются за озверевшей от жары голодной и непоеной скотиной. Ревут не доеные коровы. По ходу дви­жения перемешаны машины с прострелянными ку­зовами, везущие солдат и гражданских лиц. Мед­ленно едут трактора, одни волокут комбайны, дру­гие прицепы с моторами и станками. То там, то там вдоль обочин намертво остановившаяся техника. Сверху, как коршуны, на колонны набрасываются немецкие самолеты. Столпотворение. А о перепра­вах и говорить нечего. Сущий ад. Машины, кони, повозки, трактора, скот, доведенные до отчаяния люди. Все смешалось. Много трупов скота, разбух­ших от жары. Да, если ад и существует, он пример­но выглядит так, не иначе.

Вскоре среди эвакуированных пронеслась мол­ва: «За Тимашевкой немцы сбросили десант». Яс­ность внесли офицеры «со шпалами» вклинивши­еся в толпу. Они подтвердили печальную весть. Лиц призывного возраста они могут взять с собой. Всем остальным гражданским лицам рекомендовано возвращаться домой. Машины, трактора вывести из строя, документы сжечь...

Сегодня, по прошествии почти 60 лет, можно лишь предполагать о судьбе денег Каневского бан­ка и архива Каневского района, представлявшего не только историческую ценность. В нем были мет­рические книги, документы более чем полутора ве­ковой истории станичного правления, отчеты цер­ковных клиров и многое другое. А вот скот при­шлось гнать обратно в колхозы. Выбора у людей не было. А когда вернулись, в Каневской уже хо­зяйничали немцы. О тех событиях с кровью и го­речью отступления, в архивах имеются весьма ску­пые сведения. И все же первые колонны, пройдя через смерти, кровь и страдания пробились к мес­там окончательной дислокации, а все последую­щие распылились по дорогам войны.

Историческая справка

В докладной крайкому ВКПб, от начальника поли­тотдела Камышеватской МТС Морозова изложено:

«... Техника вывезена. 24 трактора дошли до Каневской, но 22 остались в Стародеревянковской. Топливо кончилось. Мост взорван. Нефтебаза по­дожжена. В поисках горючего поехали в Приволь­ную. Нам сказали, что там осталось горючее. Вер­нулись ни с чем. Когда возвращались назад, воен­ные сказали: «В Каневской немцы». Трактора, та­ким образом, остались в Каневской и Стародере­вянковской...».

Достоверность ранее слышанного от свидете­лей эвакуации, подтверждается похожей докладной начальника политотдела совхоза «Кубанская степь» Ширяева на имя первого секретаря Краснодарско­го крайкома ВКПб Селезнева, которая гласит: «... Хозяйством, 2 августа 1942 года были эвакуирова­ны трактора, часть комбайнов, оборудование мас­терских, двигатели и станки. Вместе с техникой от­правлены в эвакуацию 34 тракториста. Дела поли­тотдела, парторганизации были сожжены.

«... С мытарствами прошли Горячий ключ и Бе­зымянную, где к нам присоединились эвакуирован­ные с Куйбышевской МТС 8 трактористов с тракто­рами и взвод истребительного батальона станицы Привольной. Это все, что удалось эвакуировать. Ос­тальная техника либо разбита по дороге, либо сло­малась. Люди уходили с отступающими войсками...»

7. Меж тем в Каневской...

Находившийся в больнице военный госпиталь №3194 эвакуировался, но осталось несколько тя­жело раненных бойцов. Медперсонал либо эваку­ировался с госпиталем, либо разбежался. Главный врач больницы Мария Феликсовна Стычинская эвакуировалась вместе с семьей 3-го секретаря райкома ВКПб, трое девчат, из персонала боль­ницы, остались ухаживать за ранеными. Они же, спрятали в технологических каналах, под полом здания больницы, часть лекарств, хирургический инструментарий, белье. Потом все это в период ок­купации сослужит свою службу.

Уже день в станице нет власти. А ее отсутствие порождает произвол и безнаказанность. Откуда-то появлялись людишки в дореволюционных сюрту­ках. Утром 5 августа, по базару, по-хозяйски, важ­но вышагивал конюх колхоза «Комсомолец», в до­революционной казачьей форме, при всех регали­ях и погонах вахмистра. От «бывших» поступали открытые угрозы разобраться с большевиками, а заодно и с «городовиками». Говорили о новой уже власти, которая придет и наведет немецкий поря­док. Среди обывателей ходили разные слухи. Ста­ница замерла в оцепенении...

8.                                 Оккупация

Утро 5 августа было тревожным наверное для всех станиц и хуторов района. В жидкой толпе, со­бравшихся на базаре жителей шло «броуновское движение». Потом все разбились по кучкам. Слухи и слухи. Все зыбко, временно и неопределенно.

К полудню, на ул. Красную со стороны станицы Стародеревянковской, въехало несколько немец­ких мотоциклистов. Сидящие за рулем, в касках и мотоциклетных очках. В колясках пулеметчики. Но ведут себя спокойно. Увидев детей, подозвали по­ближе, знаками попросили попить. Дав детям плит­ку шоколада, неторопливо поехали дальше. И уже спустя некоторое время, появились автомашины с солдатами, конные повозки, пешая пехота. Они шли и ехали непрерывным потоком, не останав­ливаясь. Потом поток стал ослабевать, а последу­ющие группы стали постепенно заполнять стани­цу. Наутро 6-го, на здании райисполкома появился флаг с паучьей свастикой. Утверждалась новая власть и новый порядок. Днями, на улицах появи­лись люди, в основном, в казачьей форме, с по­вязками белого цвета на рукаве, с винтовками. Новая власть утвердилась бесцеремонно, нагло. В здании райкома партии (Д/с №1 по ул. Коммуна­ров) разместилось гестапо. В здании райисполко­ма расположился бургомистрат, там же и район­ный атаман. Здание милиции досталось районной полиции. В августе, по сути, формировались все новые органы власти. В здании райфо (ныне зда­ние районного музея) обосновалась полиция ст. Каневской. Таким образом, все репрессивные органы власти были сформированы. Для заверше­ния логической цепочки не хватало только вдох­новителей и командиров. Вскоре стало известно, что в здании райисполкома находятся несколько человек в черной форме, все, чем они занимают­ся, держится в секрете.

9.              Бесчинства оккупантов

Стало все больше и больше появляться лю­дей перешедших на службу к немцам. Они из «быв­ших», не скрывают своей ненависти к советской власти, но при таком раскладе они еще себя про­явят. Фашисты серьезно рассчитывают на наличие «пятой колонны» в кубанских станицах. Они пре­красно знали, сколько людей пострадало в граж­данскую, во время коллективизации. Наверняка были осведомлены и о репрессиях 37-39 годов. Фашистские стратеги рассчитывали использовать казаков в качестве управленческого нижнего зве­на и в других регионах. Но, похоже, ошиблись. В первые месяцы оккупации они набрали к себе на службу чуть больше 200 человек. Потом процесс этот пошел крайне вяло. По архивным сведениям фашистских прислужников по всему Каневскому району «наскребли» 260 человек. И как стало из­вестно потом, часть из них привлекли методом шантажа и угроз. Трагизм ситуации в том, что мно­гие из предателей в свое время были прощены со­ветской властью, вопреки бытовавшему и бытую­щему мнению о ее беспредельной жестокости. Естественно они и клялись советской власти в сво­ей лояльности, даже занимали посты, например председателя потребсоюза.

Наиболее жестокие и ненавидящие советскую власть вошли в состав особого формирования, именуемого «Казачьей сотней». Их было действи­тельно около 100 человек. Возглавил это форми­рование бывший командир Красной Армии, отча­янный рубака, искусный кавалерист Яков Чуприна. Подчиненные его не были обременены ни мо­ральными принципами, ни особой щепетильнос­тью. Немцы признали нашу систему колхозов достаточно эффективной, и, не меняя по сути ничего, поставили во главе их своих старост.

Везде по станицам и хуторам вывешены объяв­ления, определяющие нормы поведения жителей на оккупационной территории. Установлен комендант­ский час. Передвижение жителей в ночное время запрещено. Все жители должны были явиться в бургомистрат (атаманское правление) на регистрацию. Я помню, в паспорте моей бабушки, красовался штамп, с разлапистым флагом и свастикой, о регис­трации. Отдельно была объявлена регистрация мо­лодежи и особенно комсомольцев. Жителям пред­лагалось сообщать о местонахождении советских солдат, коммунистов, активистов и комсомольцев.

Введена трудовая повинность по проведению уборки и сева в колхозах не только колхозников, но и жителей. Учтен весь скот и сельхозинвентарь. Зерно у крестьян отбирается. На мельницах крес­тьянам разрешено смолоть только 6 кг суржи в месяц. Полицаям и холуям без ограничений. Нем­цы объявили о раздаче земли в собственность, по­лучили же всего несколько полицаев. Всем крес­тьянским дворам, немецкой комендатурой устано­вили нормы поставки вермахту молока, яиц, мяса и шерсти. Введены налоги. Даже на животных. На кошку - 25руб., собаку - 50руб. Проводится рекви­зиция скота и теплой одежды. На рынке разреше­на торговля. В оборот пущены оккупационные мар­ки. Создается иллюзия цивилизованных торговых отношений. Немцы покупают продукты за марки.

14 октября 1942 года немцы открыли Свято-Покровский храм, к празднику Покрова Пресвятой Бо­городицы. Вместе с тем, широко популяризируют­ся в среде населения победы немецкой армии, гер­манского оружия. Объявлено о скором падении Москвы. За хранение оружия и радиоприемников ‒ расстрел. Помимо немецких комендатур и вспо­могательного немецкого персонала, в станицах района еще находились солдаты армии королевс­кой Румынии. Румыны оставили о себе «нетлен­ную память» своей неадекватностью и склоннос­тью к грабежам и разбоям. Вечно грязные, расхри­станные, завшивленные и голодные, они как ша­калы шныряли по станицам в поисках съестного. В центральном парке «квартировал» эскадрон ру­мын. Деревья рубили на дрова. Лошади доверша­ли разруху, вытоптав все живое и сожрав кору с деревьев. Дом культуры превратили в конюшню. Окрестные жители, буквально стонали от произ­вола румын. И когда возмущение достигало апогея, делегаты от жителей, шли в полицейский уча­сток (нынешний районный музей), переводчица ко­торого не любила румын. Следовал выговор по-немецки их командиру, и неделю те вели себя сте­пенно, потом все начиналось сызнова. В целом немцы, особенно гонористые офицеры, не скры­вали своего пренебрежительного отношения к ру­мынам, своим союзникам. В памяти старожилов запечатлелись и дошли до нашего времени, фак­ты избиений румынских солдат немцами, за не­прикрытый грабеж, изнасилования и издеватель­ство над населением. Один немецкий офицер, из­бивший румынского капрала командовавшего бан­дитами, даже выкинул перчатки и долго вытирал руки носовым платком...

Как я уже отмечал, немцы сформировали реп­рессивный аппарат и органы управления, в том чис­ле и из местных. Появились первые полицаи. В казачьей форме, хорошо вооруженные, на тачан­ках, конфискованных в колхозах, они чувствовали свою власть и упивались ею. Полицейские были первым звеном «нового порядка». Не умаляя роль фашистов, особенно гестаповцев, нужно отметить особые зверства предателей, их участие в массо­вых репрессиях, убийствах, жестоких издеватель­ствах над партизанами и парашютистами.

Начальником районной полиции стал бывший царский офицер Федот Маркович Гречаный. Рай­онным атаманом ‒ Савва Черныш. Атаманом Каневской стал учитель школы имени Короленко Влади­мир Львович Черняк ‒ сын последнего дореволю­ционного атамана героя Шипки, Льва Черняка. Че­ловек всесторонне одаренный, хорошо образован­ный он ко всему знал и немецкий язык. Впослед­ствии каневчанам он сослужил добрую службу и был их защитой.

Должность писаря при районном атамане ис­полнял Иван Степанович Гавриш, неплохо знав­ший немецкий язык. Он расположил к себе нем­цев тем, что в 30-е годы был репрессирован и толь­ко в 41-м году вернулся «с высылки».

Начальником каневской станичной полиции стал бывший вахмистр Брыж. Старое атаманское прав­ление было отдано станичному атаману Каневской.

Таким образом, все управленческие ведомства, чисто немецкие и сформированные из предателей с удобствами расположились в бывших советских учреждениях. Всем хватило места. Но как оказа­лось, не хватало еще организаторов террора и уз­ких «специалистов» по душегубству.

Поэтому в начале сентября, в Каневскую при­была группа гестаповских офицеров. Возглавлял ее гауптштурмфюрер Веркер Палацки. Его подчинен­ными были Александр Винер, Пауль Фукс, Вернер Киль. Все они входили в особое формирование SS т.е. SDK-10A именуемое зондеркоманда 10А, воз­главляемое штандартенфюрером Кристманом. SDK 10А, которое прославилось массовыми расстрела­ми на оккупированных территориях. Их изобрете­ния ‒ «душегубки» специальные автомобили для уничтожения людей во время их перевозки. Они уже были испытаны для уничтожения мирного населе­ния в г. Краснодаре. С гестаповцами тесно сотруд­ничает некто Заболоцкий, назначенный следовате­лем и мало уступавший им в зверствах.

Прибытие палачей вначале прошло незамечен­ным, но когда на воротах их «учреждения» появил­ся шест с одетым на него человеческим черепом, каневчане ахнули. Последние остатки иллюзии о мирном характере новой власти исчезли. Приеха­ли душегубы. Беда...

Историческая справка

Основной политикой вермахта, фельдполиции и гестапо на оккупированных территориях являлось поголовное уничтожение евреев, цыган, психически больных людей, а так же лиц сочувствующих Со­ветской власти, и военнопленных.

С особым цинизмом была составлена инструк­ция по обращению с партизанами. Она гласила: « .. Обращение должно быть исключительно суро­вым. Сентиментальные церемонии являются бе­зответственными действиями. Только жестокие ме­роприятия и боязнь ожидающих их наказаний дол­жны предупреждать население, чтобы последнее воздержалось бы от оказания поддержки и сочув­ствия партизанам.

Пленные партизаны, если они не соглашают­ся выступать против своего отряда, в котором со­стояли, караются смертной казнью через повеше­ние или расстреливаются. С перебежчиками об­ращаются как с военными на фронте. Расстрели­ваются. В отдельных случаях, могут быть оставле­ны для дальнейшего допроса, с последующей их передачей для отправки в гестапо или полицию. Лица, предоставляющие партизанам убежище или продовольствие, подлежат расстрелу...».

9. Партизанское движение

Партизанские группы создавались в последние дни перед эвакуацией и крайне поспешно, что обус­ловило неорганизованность. Не были должным об­разом продуманы явки и связи. Спешно было зало­жено немного продовольствия для партизанской базы в лиманах Каневского района. Основная база в окрестностях хутора Сладкий Лиман. На хуторе Свободный Труд в доме Поповых была главная явочная квартира. На самом хуторе Сладкий Лиман была молодежная подпольная организация, дер­жавшая связь с партизанским отрядом под коман­дой Нины Берестовской. Отряд назывался «За Ро­дину». Партизанам помогали две семьи Варивода и Сулим тоже жившие на х. Сладкий Лиман. Жен­щины пекли хлеб, мужчины принимали участие в боевых операциях, добывали оружие, собирали информацию для партизан. Во главе партизанско­го движения был Лука Кузьмич Черняев бывший вторым секретарем Новоминского района ВКПб. У всех без исключения партизан, не было опыта под­польной работы. Возвращаясь как-то с задания, Черняев наскочил на отряд полицаев, был опознан и в перестрелке убит. Трагическая участь постигла отряд Нины Берестовской. Они потеряли связь. Выйти без проводников на головной отряд не смог­ли. Надо было разобраться, впереди зима. Они ре­шились разойтись по домам и на время затаиться. Наивное решение. Мерзавцев в то тяжелое время хватало. Нашелся предатель и предал партизан. 19 декабря 42-го Нину арестовали. Последовали арес­ты партизан из отряда Берестовской и трех семей на х. Сладкий Лиман, помогавших партизанам. Аре­стованных отвезли в Новоминскую, а потом в Ленин­градскую. Их подвергли жестоким издевательствам и за 10 дней до освобождения Каневского района, расстреляли. Похоронены они были в ст. Ленинград­ской. Планировалось формирование партизанского отряда в Красном лесу, за станицей Челбасской, но это осталось не более чем намерением. Точных ар­хивных сведений о партизанских группах в районе леса нет. Из всего изложенного следует, что по ряду причин, какими являются поспешность, неопытность, неорганизованность и молодость партизан, партизан­ское движение не было ни масштабным, ни эффек­тивным. Следует, конечно, учесть, что Кубань ‒ это степная зона, по сути, лесов нет, естественно подхо­ды к организации партизанского сопротивления дол­жны быть продуманы с учетом специфики условий и природы. Может деятельность партизан, противосто­явших вооруженным до зубов фашистам и их пособ­никам, и не была масштабной, зато оккупанты не могли спокойно спать. Единственным источником информации для жителей были листовки. А еще были осведомленные жители, которые переадресо­вывали из «уст в уста» слух, что Москва и Ленинград выстояли. Что в Ленинграде голод, но город жив. И, несмотря на все происходящее в станице, в жителях была жива надежда, что придет время, и фашисты побегут без оглядки.