четверг, 26 мая 2016 г.

Фашистская оккупация в станице Каневской (продолжение краеведческого очерка)

Герман Восмедиано Эспиноса
Учитывая ценность исторического материала, который содержит в себе очерк Николая Лемиша «Дороги, которые не выбирают», мы продолжаем его публикацию. В этой части очерка рассказывается о подпольном медсанбате, массовых расстрелах, парашютистах и о последних днях оккупации станицы Каневской. Здесь есть всё, чем  были наполнены эти шесть месяцев страха: и подвиги,  и предательство, и страшная драма гибели десантников, и подробности, от которых кровь стынет в жилах.

ДОРОГИ, КОТОРЫЕ НЕ ВЫБИРАЮТ

10. Подпольный медсанбат
В1925 году при проектировании район­ной больницы краснодарским архитектором Ишуниным было учтено всё. Даже то, что в случае войны она может стать военным го­спиталем. Потому-то и построили её вбли­зи железной дороги. О, как это пригодилось, когда началась Великая Отечественная во­йна! В больнице и расположился эвакого­спиталь №1394, в котором осталась работать большая часть больничного персонала. Дело в том, что с началом войны военнообязан­ные медики вместе с главным врачом Ива­ном Андреевичем Эдигером были призваны в армию.
Обязанности главного врача и хирурга ста­ла исполнять врач Мария Феликсовна Стычинская, бывшая просто врачом. Находился эвакогоспиталь в райбольнице до самого конца июля 1942, почти до прихода немцев. Для обслуживания гражданских больных филиал райбольницы расположили в центре станицы, в здании школы № 8, где ныне на­ходится районный ЗАГС по ул. Ленина.
Госпиталь, эвакуировавшись по железной дороге, забрал часть имущества райбольни­цы. Медицинские инструменты, перевязоч­ные материалы, хорошее постельное белье и одеяла были спрятаны по распоряжению Стычинской медсестрой больницы Праско­вьей Соболевой в технологических каналах под полом родильного отделения. Затем по­следовала эвакуация и М.Ф. Стычинская от­правилась с семьей второго секретаря рай­кома в нелегкий путь - эвакуацию, на телеге.
Немцы выбросили под Тимашевскую де­сант и эвакуированные вернулись домой. На хуторе Сладкий Лиман находилось под­собное хозяйство больницы, туда они и на­правились. Подождав несколько дней, Сты­чинская перебралась в больницу, беспокоясь о её участи. Представшая там картина про­изводила удручающее впечатление. Кругом разруха. Спешно эвакуируясь, госпиталь оставил в больнице тяжелораненых Ивана Карцева, Илью Орлова и Ивана Ахромеева. Несколько работников больницы - медсе­стра Прасковья Соболева, Матрена Брыж, рабочая Заверюха и бухгалтер Ладин сна­чала спрятали их в больничном саду, а по­том перенесли в общежитие при больнице. Уже 11 августа Стычинская приступила к своим обязанностям главного врача и одно­временно хирурга, причём единственного на три района. На воротах больницы появи­лась надпись на русском и немецком языках: «Осторожно, брюшной тиф!» Немцы и стали обходить больницу стороной. Немногочис­ленному персоналу удалось с трудом уком­плектовать несколько палат. В одну из них были переведены бойцы, которых оставил после себя эвакогоспиталь. Ивану Карцеву из-за газовой гангрены пришлось ампутиро­вать руку. Операцию провела Мария Фелик­совна, а ассистировали ей Брыж и Соболева. Вскоре по «дороге жизни» из Ростова в Ка­невскую добрался комиссар 256-й дивизии 57-й армии Котенко Иван Гордеевич. Каким образом он, больной и до предела истощен­ный, нашел больницу, остаётся загадкой. Все военные находились в больнице до своего полного выздоровления. Ну а дальше меди­кам пришлось определять их судьбу в соот­ветствии с придуманной для каждого граж­данской легендой. Ивана Карцева отдали в «приймы» на хутор Мигуты. С приходом Красной Армии, он стал потом председате­лем колхоза. Подобным образом был «опре­делён» в ст. Привольную и Илья Орлов. После освобождения Привольной он ушел с первой же маршевой ротой. Ахромееву же при помощи патриотов, работавших в бур- гомистрате, были «справлены» документы, и он в декабре 42-го уехал на свою Родину. Оставался комиссар Котенко, но главврачу сообщили подпольщики, что того усиленно разыскивают полицаи и присматриваются к больнице. Нужно было срочно уходить. Его до недавнего времени спасала легенда род­ственника Стычинской. Если бы не помощь тех же людей из бургомистрата, изготовив­ших ему документы в соответствии с но­вой легендой, Иван Гордеевич разделил бы участь многих, схваченных немцами. Но всё обошлось. По новым документам, в статусе гражданского больного он отправился на долечивание к родственникам в Краснодар. Во время оккупации в больнице скрывались некоторые советские работники, в частности зав. районо Черноусов, заведующий сенопунктом. Люди эти были оформлены то санита­рами, то рабочими. Несмотря на легенду о наличии в больнице тифа, персоналу прихо­дилось подстраховываться, прятать людей, хирургический инструментарий всякий раз прятать в подполье. Подразделение больни­цы по-прежнему располагалось в помеще­нии школы № 8, о которой уже говорилось ранее. Здесь лечил гражданское население фельдшер Павел Никитович Животовский.
У него была особая судьба. Сын богатого землевладельца, он перед Японской войной окончил Санкт-Петербургскую военно-ме­дицинскую академию. Имел офицерское звание и Георгиевскую медаль. В 1921 году большевики расстреляли его брата, тоже врача. Павла Никитовича низвели до звания фельдшера и подарили ему жизнь. До войны он имел огромный авторитет у каневчан, умело излечивая их от разных болезней. В оккупацию на него свалилось бремя забот о людях. По сути, он был вторым врачом в районе. Действуя незаметно, он лечил и ра­неных бойцов. Пришлось ему лечить и во­инов-парашютистов, вырвавшихся из лап полицаев. В примитивных условиях он ам­путировал обе ноги командиру десантной группы Герману Восмедиано Эспиноса, со­хранив тем самым ему жизнь. Доставил же в Каневскую офицера-десантника бывший председатель колхоза «Большевик» Матвей Фирсович Новиков, рискуя собственной жизнью. А подпольный медсанбат просуще­ствовал до 5 февраля, когда уже в станице были передовые отряды Красной Армии.
11. Массовые расстрелы
Изначально, колониально-захватническая политика фашистов на Кубани предусма­тривала привлечь на свою сторону часть ко­ренного населения, пережившего голодомор, сплошную коллективизацию и недовольство Советской властью. В планы немцев входило выявить с их помощью противников «ново­го порядка» и уничтожить всех, кто служил Советской власти. В эту категорию входили семьи красных партизан, командиров Крас­ной Армии, политработников. Особое место отводилось евреям и цыганам. Они подле­жали поголовному уничтожению. При этом вся черновая работа возлагалась на местных предателей-полицаев. Обагривши руки кро­вью соплеменников, они будут покорными исполнителями планов великого Рейха. В их помощи нуждалась и команда SDК-10А, о ко­торой уже упоминалось. Да, фашисты всерьёз рассчитывали на население, в среде которых найдётся немало желающих свести счёты. Ча­стично надежды эти оправдались, потому что первыми в лапы изуверов попали наиболее активные, в прошлом, члены КОМСОДов (ко­митетов содействия хлебозаготовкам), про­славившиеся крайней жестокостью в 1932- 1933 годах. Преклоняясь перед подвигом этих людей, принявших мужественно смерть от рук карателей, всё же необходимо следовать исторической правде. Именно эти активи­сты виновны в гибели тысяч своих односта­ничников. Зверствуя в поисках спрятанного хлеба, они забирали фасоль, горох, чечевицу, овощи, тыквенные плоды, обрекая людей на голодную смерть. «Благодаря» им, во многих станицах вымерло до половины населения. Но начавшийся было процесс сведения счё­тов, внезапно прекратился, оставив гестапов­цев в недоумении. Оставалось рассчитывать только на рвение полицаев. Те, со свойствен­ным всем предателям рвением, ринулись ис­полнять поставленную задачу. И результаты появились. Первые расстрелы начались уже в конце сентября 1942 года. Место подобрали глухое, подальше от станицы, на территории лубзавода (пенькозавода). Частично взор­ванный, брошенный, он представлял собой унылое зрелище. Для захоронения тел рас­стрелянных фашисты использовали ямы для замочки конопли. Первым из жителей рас­стрелы увидел Иван Поляков, удивший по соседству, рыбу. Спрятавшись в камышах, он наблюдал за страшной драмой. Немцы и по­лицаи привезли на грузовиках людей, те не хотели выходить, так палачи стали бить их прикладами. Потом ставили их у края ямы и расстреливали. Всё время избивали. Посто­янно слышались стоны и крики. Заместитель председателя Каневского сельсовета Пра­сковья Рагозина, звеньевая полеводческого звена, активистка КОМСОДа Полина Сели­ванова, комсомолка Нина Маслич, учительница Галина Скрипкина держались вместе, сцепив руки так, что палачи не могли их раз­лучить даже ударами прикладов винтовок. Так вместе их и расстреляли. Это был всего лишь один день из множества подобных... А ведь до конца оккупации было ещё далеко. Особенно была страшна участь эвакуиро­ванных евреев из разбомбленных эшелонов, оказавшихся по этой причине в Каневской, Привольной и Новоминской. Часть из них удалось спасти местным жителям, спрятав­шим их у себя дома, либо отправив к род­ственникам на хутора. Но, когда появились четыре офицера из Зондеркоманды 10А, о которой уже упоминалось в предыдущей ча­сти повествования, темпы репрессий стали набирать обороты. И всё же местные жители укрывали преследуемых фашистами, давая им кров и пищу. В доме, в котором я вырос, на чердаке долго прятались жена комиссара полка Дригана. Моя мать, которой было 30 лет, доставляла ей еду. Если бы полицаи уз­нали, то автора этих строк попросту не было бы на свете. И случай этот далеко не единич­ный. Попавшие в руки фашистов, безуслов­но подлежали уничтожению. Расстреляны целые еврейские семьи. Это Браверманы, Кориналь, Вейрик, Кофман, Маситис, Виксир. Кочан, Вертман, Коржевы. Коржевой Алевтине было 10 лет, Рудольфу - 7 лет, Вер­тман Тамаре - 2 года. В списках расстрелян­ных в станице Новоминской числится Расния Виксир - 1 год. Палачи не щадили даже детей. Как водится, самую чёрную работу фашисты поручали полицаям. Это они в ян­варе 1943 года обманным путем собрали в конюшне евреев, а потом повели за станицу Новоминскую, на расстрел. Мать выкинула в снег завернутую в пуховый платок годо­валую Раснию Виксир, там её и нашла новоминчанка Гемусова, у которой недавно умер ребенок. Так Расния или Расня стала Ниной Гемусовой. Нина узнала о своей судьбе уже в преклонном возрасте. История эта открыта журналистом, краеведом Н.А. Султхановым и предана гласности в мае 2009 года в теле­программе на НТК Краснодар. Случай в сво­ём роде единственный. Примерно по такой же схеме происходили расстрелы евреев и в других станицах. Много их в братской моги­ле на территории пенькозавода.
Когда в феврале 1943 года, после освобож­дения Каневской, были вскрыты братские могилы, взору членов Государственной ко­миссии представилась дико страшная кар­тина. Но об этом чуть позже. Январь 1943 года до отказа был заполнен трагическими картинами. Массовые репрессии не осла­бевали. Более того, с появлением на терри­тории Каневского района трёх десантных групп советских воинов-парашютистов, звер­ства получили развитие по нарастающей.

Историческая справка
К январю 1943 года военная кампания для немецких войск на Северном Кавказе складывалась крайне неблагополучно. В ходе Северо-кавказской наступательной стратегической операции, проводимой войсками Закавказского и Северокавказского фронтов при активном содействии Черноморского флота, началось освобож­дение Северного Кавказа. В ходе боевых действий были проведены Ростовская, Моздок-Ставропольская, Новороссийско-Майкопская и Тихорецкая фронтовые опе­рации, имевшие временной период - 35 суток. Военные действия проходили на ширине фронта 840 км. В ходе названной компании, в первую очередь, происходи­ло освобождение северной части Красно­дарского края. И фронт неумолимо при­ближался к Каневскому району.
12. Парашютисты
Советскому командованию потребовалась срочная координация действий наступаю­щих войск в направлении Тихорецк-Каневская. С этой целью потребовалось выбро­сить в район Челбасского леса три десантных группы, имеющих опыт оперативной работы в условиях лесостепной зоны, конечно про­шедших специальную подготовку. В то время в п. Адлере находилась высшая оперативная школа особого назначения Ставки Верховно­го Главнокомандования. Её возглавлял под­полковник Унгрия. Из состава выпускников школы и были с формированы десантные группы.
Обстановка в Каневском районе была к тому времени крайне напряжённой. Кара­тельные акции, координируемые офицерами Зондеркоманды 10-А достигли своего пика. Расстрелы мирных граждан проводились почти ежедневно. Задыхаясь от бессиль­ной злобы, сытые, откормленные и хорошо вооруженные полицаи метались по всему району. Понимая свою обречённость, они стремились как можно больше выявить со­чувствующих Советской власти. Жители, измученные оккупацией, с нетерпением ожидали прихода Красной Армии.
До 1 мая 1967 года, возле одной из тихих аллей старого парка ст. Каневской, среди кустов сирени и жасмина, стоял скромный остроконечный обелиск из оштукатуренного кирпича, увенчанный пятиконечной звездой. Под ним были захоронены воины-парашюти­сты, оставившие особый след в истории Ка­невского района в январе 1943 года.
Парашютисты... В слове этом всё: грусть, тоска и гордость за своих воинов, героев, принявших мученическую смерть и не слом­ленных фашистами и их прислужниками. И когда весной зацветала сирень, кисти её скло­нялись к памятнику, и в бело-розовой кипени весеннего цветения ощущалась тихая грусть, тоска по молодым жизням, загубленным на взлёте, в полном расцвете сил. Они так лю­били жизнь и так мало прожили. Фашист­ские пули оборвали их жизни. И ушли они в Вечность не пожив, не полюбив, не увидев своих детей. Ушли, чтобы навсегда остаться в памяти тех, кто остался жив благодаря им и миллионам героев, павших на полях сраже­ний. Жертвы эти ради нашего с вами благопо­лучия, ради продолжения вечной жизни.
В том мае, как только начала цвести сирень, их останки перезахоронили, теперь уже на­всегда, на памятном для всех каневчан ме­сте, на старой площади. После сооружения Обелиска Славы, мемориал открыли торже­ственно 7 ноября 1967 года. А ту небольшую часть прежде большой площади, назвали площадью имени 50-летия Октября. Потом старый парк снесли, а на его месте разбили новый. И назвали его в честь 30-летия Вели­кой Победы. Той победы, за которую отдали свои жизни парашютисты и миллионы на­ших соотечественников.
Начало пути
Первый десант вылетел на самолете ЛИ-2 (Дуглас) в ночь с 15-го на 16-е января 1943 года с Адлерского аэропорта вблизи г. Сочи, в направлении Каневского района с точкой конкретного десантирования в районе Челбасского леса.
В Адлере обстановка была мирной, южное солнце пригревало уже по-весеннему. Немцы были далеко, и десантникам не верилось, что на месте десантирования мороз, ветер и про­мёрзшая земля, да ещё и снег кругом. И ни­кто не ведал, какие испытания ожидают их на месте приземления. Ровно гудели моторы транспортного самолёта, семеро десантни­ков, расслабившись, дремали на жёстких дю­ралевых сидениях. Кто-то не удосужился по­добрать валенки по ноге, кто-то вообще о них не подумал, отправившись в путешествие в обычных сапогах. Многие не взяли перчатки. С самого начала какая-то расслабленность, скорее беспечность завладела всей группой. Что это, может злой рок? Мысль такая, во всяком случае, напрашивается. Ибо всё, то же самое, повторилось с последующими дву­мя группами. Командир, испанец Франсиско Парра Амалия Вернардо оглядел бойцов сво­ей группы. Это их первое совместное задание. Как они, не растеряются? Судьба занесла его и двух его товарищей-интернационалистов из далекой Испании на Кубань. Спокойный и рассудительный Сейхо Куэрво Григорио и импульсивный, порывистый Хихон Ромеро Констано имели военный опыт и знали, обыкновенный фашизм не только по испан­ским событиям. Миша Дрогайцев... За плеча­ми война, учёба в разведшколе. Не подведёт. Да и остальные ребята - не новички. На под­лёте выяснилось, что за бортом минус 20ºС, сильный ветер. Самолёт раскачивало. Зазву­чал сигнал к десантированию. По очереди шагнули в тёмную пустоту, в неизвестность. Резкими порывами восточного ветра их раз­несло в разные стороны, достаточно далеко от условленного места приземления. Двое из десантников набрели на бригадный стан 3-ей полеводческой бригады колхоза «Политотде­лец» (территория агрофирмы «Победа»). Ку­харкой в бригаде тогда была Акулова Клавдия Николаевна, она-то и оставила свои воспоми­нания о тех трагических событиях. По её рас­сказу, выйдя на лай собак, она увидела перед собою двух мужчин в полушубках и ушанках, вооруженных автоматами и пистолетами. На поясах висели ножи. Попросились обогреть­ся и растереть обмороженные руки. Оружие сложили всё вместе и попросили сжечь до­кументы. Клавдия Николаевна покормила их ужином и уложила спать, набросив на них старую одежду, чтобы не было так заметно.
В это время в бригадной хате на кровати лежал бригадир Никита Марченко. Быстро встал, оделся и вышел во двор. Как потом ока­залось, он, налегке одетый, помчался в ста­ницу сообщить о происходящем полицаям. Их примчалось на нескольких санях человек 18 во главе с командиром так называемой «казачьей сотни» или карательного отряда Яковом Чуприной. Первыми они захватили Сейхо Григорио и десантника по имени Вася. Даже отогревшись, они не могли стрелять, настолько сильно были обморожены руки. Двоих десантников полицаи нашли в скирде, ориентируясь по следам в снегу. Они долго отстреливались и были убиты. Ещё трое де­сантников находились в одном из подсобных помещений бригады. Их руки были сильно обморожены, и они плохо стреляли. Поли­цаи захватили их силой. Убитых десантников колхозники похоронили на территории бри­гады в заброшенном колодце. Когда станицу освободили, их откопали и отвезли в Канев­скую, чтобы похоронить с другими погибши­ми парашютистами. А уже весной 43-го года, когда молотили хлеб из скирды, колхозники нашли спрятанные десантниками документы и фотографии. Они были сильно погрызены мышами. Оружие убитых и захваченных в плен парашютистов и их парашюты захва­тили полицаи из «казачьей сотни». Называя их «казачьей сотней» я вынужден придержи­ваться стиля и лексики того времени. В моём представлении и представлении многих по­рядочных людей это просто отряд убийц и предателей. Честно говоря, мне претит хоть какая-то связь этих мерзавцев с казачеством. Полная моральная деградация позволила им поделить одежду убитых. О захваченных де­сантниках и говорить нечего.
Живых десантников полицейские достави­ли в гестапо, предварительно подвергнув их истязаниям на полицейском участке. Трудно сказать, где пытки были изощрённее. Надо полагать, полицаи были достойными учени­ками своих гестаповских наставников. Офи­церы СД Палацкий (Палацки), Винер, Фукс и Киль были большими профессионалами в своём чёрном деле. По станице шла дурная слава не только о гестапо, но и о полицейском участке. Выжженные на груди и щеках звёзды - это малая часть нечеловеческих истязаний, выпавших на долю попавших в руки палачей парашютистов. Все пятеро были потом рас­стреляны на лубзаводе. Клавдии Акуловой, причастной к судьбе десантников в самом начале, пришлось увидеть уже в станице, как несколько полицейских везли испанца Сейхо Григорио и русского Васю в амбулаторию, на перевязку. Все происходившее не может не вызвать сострадания к советским воинам и ненависти к фашистам. Но гнев и ненависть, в большей степени следует отнести к подлым предателям-полицаям. Это их руками верши­лись все истязания и казни. Недаром потом освобожденный Краснодарский край оказал­ся в первом ряду областей, где по отношению к предателям Родины была применена особая, высшая мера возмездия - публичная казнь. Это, конечно особая жестокость, но с точки зрения возмездия против человечества, даже в условиях военного времени - мера объек­тивная. Кровь за кровь, это древняя истина. Тогда у людей, переживших ужас оккупации и потерявших близких, это не вызвало удив­ления. Но об этом чуть позже.
Вторая десантная группа, сформированная, опять же из выпускников спецшколы, и от­правленная с Адлерского аэродрома, в точно­сти повторила все ошибки предыдущей груп­пы. Вылетели они в ночь с 17-го на 18-е января 1943 года. Пункт десантирования - все тот же - Челбасский лес. Погода ещё хуже. Из-за сильного ветра и усилившегося мороза разброс группы был настолько велик, что трое десантников приземлились на территории совхоза «Красногвардеец», двое в Новомин­ской, один возле ст. Стародеревянковской и один у Каневской. Все семеро были русскими. О них мало что известно. Десантник, очутив­шийся у Каневской, пришёл в бригаду колхо­за им. Ворошилова, где был выдан старостой колхоза полицейским на следующий день по­сле приземления. Доставленный в районную полицию, он был подвергнут нечеловече­ским пыткам и в тот же день расстрелян. На остальных десантников была открыта поли­цаями охота. Кто-то погиб в бою. А все захва­ченные разделили участь своих товарищей из первой группы, пройдя через жестокие пытки и погибнув смертью героев. Лично моему воз­мущению в отношении предателей-полицаев нет предела. Насколько они подлее своих «шефов» - гестаповцев.
В ночь с 19-го на 20-е января была отправ­лена третья группа парашютистов в составе 6 человек. Группу возглавил старший лейтенант Красной Армии, испанский интернациона­лист Герман Восмедиано Эспиноса. В группе: белорус Василий Кожедуб, русский Александр Теплов, девушка Валя Гальцева из станицы Абинской Краснодарского края - радистка и ещё двое молодых десантников, русских. Их фамилии остались неизвестными. С малопо­нятной настойчивостью группы выбрасыва­ли одну за другой в район Челбасского леса в мороз и вьюгу. Ветер усилился ещё больше, а мороз перешагнул за минус 20. Три челове­ка приземлились далеко от Челбасского леса, на территории сельхозартели «Большевик». Остальных отнесло почти к станице Придо­рожной. Василий Кожедуб набрёл на бригад­ный стан колхоза «Большевик». Узнав, что в бригаде конюх - бывший красногвардеец Нефёдов, Василий обратился к нему. Расска­зал, что неподалеку находятся его товарищи. Двоих парашютистов Нефёдов спрятал в ко­нюшне, завалив их сеном. Необходимо было отыскать остальных парашютистов. Взяв на помощь одного десантника, Нефёдов, знавший местность, организовал поиски. Нашли толь­ко одного Германа Эспиносу. Он спрятался в скирде. У него были обморожены ноги и ки­сти рук. Командир рассказал, что мимо скир­ды уже однажды проходили немцы. Германа Эспиносу на руках принесли в бригаду и спря­тали на чердаке хаты возле печной лежанки, где было достаточно тепло. Место подхода за­валили специально разным хламом. Нефёдов приносил обмороженному пищу. Бригадная конюшня стала на время надежным приста­нищем ещё троим десантникам. Не хватало только радистки Вали. Пока судьба её остава­лась неизвестной. Несмотря на всё, Нефёдов боялся, что их кто-то предаст. Ведь в бригаде помимо них ещё были люди. Не откладывая, Нефёдов ночью отвёз десантников в Челбасскую, укрыв от чужих глаз сеном. И сделал это вовремя. Нашёлся всё-таки негодяй, сообщив­ший о десантниках полицаям. Примчалась по­рядочная свора, всё перевернули вверх дном, но поискать за печной лежанкой, где прятался Эспиноса, не удосужились. Чердак просто бег­ло осмотрели.
Вообще эту группу преследовал всё время какой-то злой рок. Александр Теплов раз­бился при десантировании. Десантников, которых Нефёдов отвёз в Челбасское лесни­чество, схватили полицейские и расстреля­ли. Герману Восмедиано Эспиноса требова­лась безотлагательная медицинская помощь. Начиналась гангрена нижних конечностей. Обеспокоенный Нефёдов привлек на по­мощь бывшего председателя колхоза Матвея Фирсовича Новикова. Вдвоём они занялись лечением старшего лейтенанта Эспиносы. Новиков съездил к фельдшеру Животовскому и тот посоветовал пока мазать ноги топленым гусиным жиром. Новиков дома порезал гусей, натопил жиру, и следовал со­ветам Павла Никитовича Животовского. Чтобы фельдшер мог наблюдать больного, Нефёдов отвёз Германа к себе домой. Там Иван Никифорович вместе с женой Евдоки­ей Артёмовной ухаживали за больным. Но чуть не попались. Сосед заметил, что к Не­фёдовым часто ходит фельдшер, на что Иван Никифорович посетовал: «Простуда у меня, лёгкие застудил». Боясь, что сосед сдаст конспираторов, Нефёдов перевёз Эспиносу в больницу, которая находилась в здании школы № 8. Там полным хозяином был Животовский. Германа спрятали, выдав его за гражданского больного. Когда гангрена на­чала прогрессировать, Павел Никитович провёл в приспособленных условиях ампу­тацию обеих ног, обмороженному десантни­ку. Вскоре Каневскую освободили.
Из 20-ти десантников, составивших три группы, уцелели Герман Эспиноса да Васи­лий Кожедуб. Радистку же Валю постигла самая страшная судьба. Из-за своего легкого веса она улетела от места своего десантиро­вания очень далеко. Два дня провела в лесо­полосе на 20-ти градусном морозе. Хромовые сапожки примёрзли к ногам, руки обморо­жены. Силой воли заставляла себя идти. Не­послушные ноги привели её на территорию малоизвестного колхоза «Магнитострой», куда входила ст. Придорожная. Добравшись кое-как до окраины, она постучалась в одну из хат и попросилась обогреться. Там увиде­ла её молодая колхозница Фенька Деревенец и помчалась к полицаям. Те примчались к хате и арестовали ещё не пришедшую в себя радистку. Полицай Стефан Серик отвёз её в районную полицию, а те, в свою очередь, передали Валю в гестапо. Ей, несчастной, пришлось пройти через нечеловеческие ис­тязания. Гестаповцев интересовали шифры, коды, явки. Её долго пытали. На лбу и теле выжжены многочисленные звёзды, изуродо­ваны все пальцы, обрезаны груди, уши. На­несено 17 резаных ран. Но она ничего не вы­дала и была расстреляна на лубзаводе.
Каневчанка Таисия Петровна Лизун виде­ла, как мимо её дома везли на расстрел че­ловек 7 парашютистов. Это уже был самый конец января 43-го. Морозы внезапно сме­нились оттепелью. В сумерках накрапывал дождь. Часть десантников была в полушуб­ках, другие раздеты. Один из парашютистов попытался убежать, да только вокруг поле и далеко не убежишь. Пленные были измучены донельзя, хоть были и сумерки, можно было заметить, что многие покалечены. Страшна судьба захваченных парашютистов. Прежде, чем быть расстрелянными, они прошли все муки ада. Я уже отмечал не раз звериную жестокость полицаев. Понятно, что это не­люди, моральные уроды. Но, обратите вни­мание, то там, то там упоминается о фактах доносов и предательства со стороны некото­рых жителей. Что двигало ними? Ненависть? Месть? На поставленные вопросы уже никто не ответит.
Услышав ещё в начальных классах школы об оккупации района, судьбе парашютистов, я так и до сих пор не могу освободиться от ощущения в этой истории некоей обречён­ности и безысходности. Как-то уж легко они дались в руки немецким холуям-полицаям. Участие немцев было по сути номинальным. Анализируя скупые архивные сведения, я пытаюсь восполнить, так сказать, недоста­ток в этой человеческой драме. Мои объяснения просты. Группы были плохо эки­пированы, а ещё коварная кубанская зима. Всякий раз, вспоминаю рассказ моей мамы из событий 7 января не то 1939 года, не то сорокового года. Тогда в течение дня темпе­ратура воздуха от плюс 15ºС снизилась до минус 20ºС. Причём на фоне гололёда, ветра и более, чем обильного, снегопада. Непогода тогда застала колхозный обоз из пяти под­вод на полпути между Брюховецкой и Ка­невской. Обманутые оттепелью колхозники плохо оделись в дорогу. Мама, одевшись по совету свекрови в полушубок и взявши ва­ленки, оказалась в выгодном положении, но зато вела обоз, шагая навстречу вьюге. Кожа лица потом снялась, как шагреневая... Все десять человек обморозились. Но были в других местах и пропавшие, тела которых нашли после того, как растаял снег.
Можно представить, что парашютисты - де­сантники оказались в подобной ситуации. А руки? Их легко обморозить, если рукавицы холодные, а особенно, когда их нет вовсе. Из­вестно, обмороженные руки слушаются плохо.
И второй фактор. В карательном отряде были не какие-нибудь худосочные и эксцентрич­ные приблатнённые уголовники. Многие - это бывшие белогвардейцы, казаки, имев­шие за плечами опыт Империалистической и Гражданской войн. Кто-то имел опыт службы и в Красной Армии. Это были враги опытные и жестокие, по сути, профессионалы.
По мере того, как стали слышны отзвуки далёкой артиллерийской канонады, окку­панты стали метаться. Первыми запанико­вали «доблестные» вояки блудливого мар­шалаАнтонеску - румыны. Грабя, на ходу, они драпали, не разбирая дороги. Немцы никак не могли остановить исход этой амо­ральной и вшивой орды. Полицаи - эти слу­ги дьявола, задыхаясь от бессильной злобы и чувствуя полную обречённость, вымещали свой страх на соплеменниках. Перед тем, как позорно удрать, они решили в очередной раз обагрить окровавленные свои руки кровью безвинных жертв. Они запланировали унич­тожить часть населения Каневского района, сочувствующих Советской власти. Акция получила название Варфоломеевская ночь.
Подобное должно было свершиться в Ка­невской. Полицаями были подготовлены списки семей коммунистов, красных пар­тизан, красных командиров, политруков, бывшего партактива, советских работников и просто людей причастных к бывшему и упраздненному октябрьской революцией со­словию, именуемому, как иногородние.
Акцию предполагалось провести в ночь на 30-е января 1943 года. Но списки будущих жертв удалось заполучить за несколько дней до предполагаемой резни. Это заслуга писаря при районном атамане Гречаном, Ивана Сте­пановича Гавриша и атамана ст. Каневской, бывшего учителя школы имени Короленко Владимира Львовича Черняка. Предупреж­денные заранее потенциальные жертвы рез­ни, жители попрятались кто где. На хуторах, в плавнях, в соседних станицах, где не так зверствовали полицаи, на колхозных станах. У полицаев же времени на розыски попросту не хватило. Надо было срочно спасать свою шкуру, ибо гром артиллерийской канонады был близок.
Продолжение следует

Источник: Лемиш, Николай.  Дороги, которые не выбирают [Текст] : история станицы Каневской: подпольный медсанбат, массовые расстрелы, парашютисты, последние дни оккупации / Николай Лемиш // Каневчане. - 2013. - №11. - С. 76-82. - Продолжение. Начало в №10.

Комментариев нет:

Отправить комментарий