«Часть моего мозга сдалась никотиновой банде» (английская писательница С. Таунсенд)

Сегодня 31 мая – Всемирный день без табака. Хотелось найти какой-либо литературный опус наших местных писателей, в котором бы они боролись с этим самым табакокурением, и познакомить с ним читателей. Не нашла, но и не смогла вспомнить хотя бы одного из наших авторов с сигаретой в руках. А вот британская писательница Сьюзан Таунсенд, напротив, всю жизнь была подвержена этой вредной привычке, страдала от никотиновой зависимости. И в рассказе «Авиатравма» прямо призывает: «Дети! Если вы это чита­ете, никогда не берите в рот сигарету. Никогда!». Рассказ написан в свойственной ей ироничной манере, за которую и любят почитатели таланта эту сценаристку, пишущую смешные комедии для театра.

Авиатравма

На предварительном просмотре пьесы «Мы с королевой» (австралийский вариант) вся публика попадала с кресел. На премьере с кресел упала только половина зала, а критики и вовсе не дрог­нули; сказать, что пьеса внушила им отвращение, значит, ничего не сказать. Обзоры я прочитала, сидя на кровати в гостиничном номере в Мельбур­не, потом рухнула навзничь на подушки, и перед глазами у меня заплясали слова «незрелая», «не смешная», «комедия положений». Кажется, в ка­кой-то момент я нырнула с головой под одеяло и захныкала. Помню лишь, что, вернувшись на бе­лый свет, я с тоской поглядела на стенной бар, где обитает мгновенное забытье в форме крепкого алкоголя, но не было еще и половины девятого утра, поэтому пришлось ограничиться чашкой чая. После чая я собрала вещи и отправилась в аэро­порт. Возвращение в Англию я отсрочила на день, потому что мне нужен был рейс для курящих, но, когда я прошла регистрацию, приятный молодой человек объявил мне, что рейс для некурящих.

Я чуть не расплакалась. (Дети! Если вы это чита­ете, никогда не берите в рот сигарету. Никогда! Вы будете все время кашлять, дурно пахнуть и уни­жаться перед юнцами в аэропорту.) В пределах всего аэровокзала курение было запрещено, так что волей-неволей я вышла наружу и в компании других наркоманов высмолила кучу сигарет, пока не зажглось табло «ПОСАДКА». На вкус сигаре­ты были просто гадость, но с наркотической за­висимостью не поспоришь — пришлось выкурить.

«А как же сила воли?» — слышу я ваш голос.

Какая такая сила воли? Нет у меня силы воли. Часть моего мозга, отвечающая за силу воли, сда­лась никотиновой банде, а эти гады пленных не берут.

Взлетели благополучно, но, когда самолет стал набирать высоту, появилось неприятное ощущение в ушах. Соседи-пассажиры начали трясти головами и затыкать уши пальцами. Младенцы заверещали. Командир экипажа объявил, что самолет вышел на заданную высоту 11 ООО метров, а мне показалось, что у меня голова вот-вот треснет. Через несколько минут нам спустили кислородные маски. До тех пор я такое видела только в кино про авиакатастро­фы. Будучи англичанкой, я сохраняла присутствие духа — разве что повернулась к соседу в сером костюме и улыбнулась. Романист назвал бы мою улыбку кислой. Мистер Серый Костюм вскинул бро­ви, взял кислородную маску и сунул резиновый мундштук в рот. Так же поступила и я. Кислород не поступал. Экипаж не появлялся, молчание коман­дира тревожило. Тем временем давление в моем черепе становилось невыносимым. Причина могла крыться в запоздалом шоке от разгромных крити­ческих статей, однако плохие отзывы я читала и раньше, а голова тогда не раскалывалась.

Наискосок от меня сидел, на мой взгляд, самый толстый человек Австралии; видимо, летел высту­пать за свою державу в международном конкурсе толстяков. Подбородков у него было больше, чем каскадов на Ниагаре, причем все почти такие же мокрые. Лицо он вытирал белым носовым платком, которого хватило бы, чтобы оснастить небольшой парусник. Поймав мой взгляд, толстяк сказал:

—      Не мешало бы выпить.

Я вынула трубку изо рта и опять состроила кис­лую улыбку. Я видела, как толстяк тщетно жмет и жмет кнопку вызова бортпроводника. Неужто весь экипаж благополучно эвакуировался с парашюта­ми? Ну, наконец! Включили систему связи. Послы­шалось неровное тяжелое дыхание. Уж не сердеч­ный ли приступ у командира?

—     Говорит командир корабля. У нас... — Сно­ва неровное дыхание.

Тем временем я заполняла паузы в уме. Я же драматург, в конце концов. Пусть обруганный и отверженный, но все еще способный драматизиро­вать. Я представила, что командир экипажа чуть жив, а второй пилот погиб.

—  Произошла разгерметизация кабины, — взяв себя в руки, сказал командир. — Кислородная сис­тема тоже неисправна. Мы вынуждены снизиться до высоты три тысячи метров, а затем придется полетать над морем и сбросить топливо.

—      Аварийная посадка, — простонал самый тол­стый человек в Австралии.

Тряское снижение так затянулось, что я успе­ла написать сумбурное, мелодраматическое про­щальное письмо семье, а главный толстяк Ав­стралии — выбраться из кресла и угостить себя, меня и Серый Костюм капелькой джина. Со льдом и лимоном мы не мудрили. Сбросив топ­ливо, самолет с горем пополам вернулся в Мель­бурн и приземлился среди машин «скорой по­мощи».

В зале для транзитных пассажиров я обрати­лась к служащей аэропорта: нельзя ли выделить уголок, где человек тридцать курильщиков с само­лета могли бы подымить и успокоить свои расша­тавшиеся нервы?

— Нет, — сурово ответила она. — Это проти­воречит правилам безопасности.

Я кисло улыбнулась.

Источник: Таунсенд Сью. Авиатравма // Публичные признания женщины средних лет. – М., 2013. – С. 159.