ПЕРЕСЕЛЕНЦЫ
Терентий с товарищами после прибытия в крепость остался в расположении постоянного охранного отряда. Вновь пластуны стали ходить в засады, иногда приходилось пробираться за Кубань и высматривать, нет ли где скоплений вооружённых горцев. Пластуны настолько слились с природой, что, если не знать, где лежит в засаде казак, можно наступить на него. По стрекотанию птиц и по поведению животных пластуны определяли, кто, что и где повлияло на их поведение. Сами казаки могли имитировать щебетанье или птичьи крики, и даже иногда вводили в заблуждение самих птиц.
Находясь в засаде, имея много времени для раздумий, Терентий часто думал о Наталке, вспоминал дом. Душа его замирала, когда он представлял, как трудно сейчас его жене на хуторе. Огромное количество тяжёлой работы навалилось на её плечи. Да и отец нездоров, вряд ли сможет помочь даже в малом. Постоянные переходы, сражения отвлекали от смутных дум, но когда выдавалось немного времени для отдыха или нахождение в засадах, то мысли, не всегда добрые, заполняли душу казака.
Выдержка и самообладание иногда оставляли Терентия, он шёл к другу и родичу Петру Обломию, делился своими сомнениями и тревогами. И, выговорившись, как бы снимал тяжкий груз с души.
В середине сентября маленький отряд пластунов переправился через Кубань и залёг в засаде на одной из проезжих дорог между черкесскими аулами. Под вечер на дороге показалась группа всадников. Издалека видно было, что едет богатый князь. Одежда его состояла из кольчуги, украшенной серебряными пластинами, на голове - стальной шлем-шишак, тоже украшен инкрустацией из золотых и серебряных узоров. У пояса сверкал серебряными ножнами кинжал. К седлу, в чехле, приторочено ружьё. Через плечо надет лук, на другой стороне от ружья к седлу прикреплён колчан со стрелами. Под князем был красивый, тонких изящных линий конь. Весь будто выточенный из белого камня, шёл он под всадником нервно, боком, будто неутомимая сила рвалась из него.
Казаки затаились в высокой траве. Но конь уже за пятьдесят метров учуял их и встал на дыбы. Грива его распушилась, ноздри расширились, и конь, всхрапывая, стал пятиться назад. Князь ногайкой слегка ударил коня по крупу, но тот ещё больше стал пятиться. Почуяв неладное, вперёд вырвались слуги, тоже все на добротных породистых лошадях. По команде Терентия - он свистнул, будто стрела пролетела - пластуны одновременно выстрелили. Трое черкесов сразу упали с лошадей, князь тоже был ранен, он склонился к луке седла и развернул коня назад. Следующим залпом были сражены ещё два черкеса и ранен конь под князем. Оставшиеся слуги метнулись к князю, подхватили его с поверженного коня и поскакали назад в лес.
Пластуны не стали преследовать горцев. Быстро осмотрев убитых, они захватили их оружие и лошадей и спешно направились к Кубани, чтобы не попасть под огонь преследователей. Благополучно добрались до реки и, уже переправляясь через бурные воды Кубани, были обстреляны большим отрядом черкесов, что бросился в погоню. Спасло только то, что казаки спрятались за трофейных лошадей. Две лошади были или убиты, или ранены сразу, и их унесло потоком, а две другие вытащили казаков из реки. Ранены легко были Терентий и ещё один казак. На другом берегу, за кустами, Пётр перевязал другу раненую руку и помог взобраться на лошадь, чтобы добраться в крепость. Второй казак был ранен по касательной в голову. Скорее всего, ударом пули был контужен, так как рана была небольшая, снесло кожу, но раненый жаловался на сильную головную боль и идти не мог из-за головокружения. Его тоже доставили в крепость на лошади.
В крепости разделили между собой трофеи. Терентий и Пётр взяли себе по кинжалу в серебряных ножнах, покрытых узорами и украшенных камнями. Сразу договорились подарить эти кинжалы своим сыновьям.
Уже через две недели рана у Терентия зажила, и он смог выйти со своими пластунами в дозор. Залегли в секрет недалеко от реки - на тропе, которой, как доподлинно было известно, пользовались абреки в своих набегах. Трава везде была высохшей, и пластуны замаскировались под небольшие копны сена.
Долгое ожидание в засаде чуть притупило бдительность казаков. Первым почувствовал опасность Трофим Вовк. Горьковатый запах пожара донёсся с тылу, откуда дул ветер. Осторожно освободившись от прикрывающей его со всех сторон травы, Трофим увидел, что со стороны берега в их сторону идёт целый вал огня. Ещё на расстоянии километра, но при помощи ветра огонь стремительно приближался, и возникла опасность быть заживо зажаренными. Трофим крикнул Терентию о пожаре, и казаки в одно мгновение выскочили из своих укрытий.
Поблизости черкесов не наблюдалось, и казаки попробовали бежать в сторону небольшого ручья на севере. Терентий быстро понял, что в ручье они не спасутся - там было мало воды, и ручеёк не был широким, тем более, по берегу располагались особо большие заросли сухой травы. Терентий быстро зажёг траву перед собой и приказал казакам немного отступить навстречу огненному валу. Прошло немного времени, и ветер подхватил огонь, что зажёг Терентий. Быстро оголилась поверхность земли, на которую перебрались казаки.
Вокруг казаков закружили вихри. Сильный ветер стал ещё сильнее и будто тащил за собой огонь. Намочив в ручье одежду, обмотали головы мокрыми башлыками и пошли вслед отступающему огненному валу, который сделал Терентий. Основной шквал огня, что шёл со стороны Кубани, натолкнувшись на выжженное пространство, отступил. И казаки, хоть и шли по тлеющей земле, но спаслись. После пожара не было смысла находиться в секрете, и пластуны поспешно вернулись в крепость.
Много бед сделал степной пожар. Сгорели небольшие хутора в глубине территории, погибло несколько сот голов рогатого скота и овец. Люди тоже пострадали: кто сгорел заживо, кто потом попал в лазарет крепости.
Как потом узнали из уст пленного черкеса, этот пожар устроили беглые кабардинцы, выждав благоприятный момент для поджога.
Урок, данный казакам кабардинцами, заставил их делать засады и секреты на территории противника, чтобы загодя видеть передвижение противника, знать его замыслы.
Кацырев, вернувшись через полтора месяца в Усть-Лабинскую крепость, узнал о пожаре и решил отомстить за погубленные хутора. Собрав несколько сот казаков, он переправился через Кубань и стремительным рейдом добрался до предгорий, где были расположены богатые аулы горцев. Буквально за несколько дней Кацырев разгромил пять аулов и сжёг остатки посевов, что ещё не были убраны. Захватил около пятисот голов скота и пятьдесят пленных. Впоследствии заставил пленных пилить и корчевать лес от Кубани в сторону гор. Таким образом он создал небольшой участок, просматриваемый даже со стороны правого берега реки.
Терентий, Пётр и Трофим, собираясь иногда под смотровой вышкой, делились воспоминаниями о родных хуторах, жёнах, детях. Неизвестно было, сколько продлится их пребывание на Линии. Постоянно возле Усть-Лабинской крепости, да и в других местах происходили стычки, набеги горцев. Тоска по родным сказывалась всё больше и больше. Особенно тревожился Терентий. У него на хуторе остались Наталка с сыном и старый немощный отец. Как они справляются с хозяйством, он даже боялся себе представить. И скот, и поле, и домашние заботы - всё легло на хрупкие плечи жены. Отец Петра хоть и обещал присматривать и помогать Наталке, но кто его знает, что там на самом деле…
Уже несколько раз порывались друзья написать письмо в Деревянковку, но то срочные походы, то тревоги откладывали послание на неопределённое время. Уже после похода за Кубань Терентий попросил Петра сесть и написать письмо, тем более что на Деревянковку должен был ехать казак, что был контужен черкесской пулей в голову. Постоянные головные боли не отпускали его, ко всему, он не мог нормально ходить, его шатало из стороны в сторону, и для службы был непригоден.
Пока товарищи собирали этого казака в дорогу с провожатым, Пётр, Терентий и Трофим сели за стол и начали писать письмо. После многочисленных приветов и пожеланий родным, Пётр стал подробно описывать всё, что с ними происходило за год. Написал о ранении Терентия, о том, что и он, и Терентий, и их кум Трофим Вовк очень скучают по своим семьям. Просил написать ответ, если получится.
Несколько часов сочиняли письмо, извели несколько листов бумаги, которую выпросили у полкового писаря. Пётр, пока писал письмо, взмок, будто делал тяжёлую работу. На следующий день уехал их товарищ, увёз письмо, и стали казаки ждать ответа.
В начале ноября с левого берега переправилась партия черкесов и напала левее крепости на два хутора, в которых не было ни солдат, ни казаков. Крестьяне, наученные горьким опытом, вопреки приказу коменданта крепости доставали себе ружья и другое оружие. Как только раздался первый выстрел, во всех хатах взяли в руки ружья и стали отстреливаться. Черкесы, не ожидавшие такого отпора, замешкались и потеряли время, когда можно было безопасно отступить. На выстрелы из крепости примчались казаки и окружили горцев. Порубили с десяток абреков, нескольких взяли в плен. Меньшая часть рассеялась по степи.
Терентий и Пётр участвовали в этой операции. Находясь большей частью в пеших порядках, на этот раз они добровольно вызвались пойти на выручку крестьянам с хуторов. Быстро заседлав запасных лошадей, пластуны ворвались вместе с отрядом в первый хутор. Здесь уже лежали во дворе насколько убитых черкесов, горели хаты, и на фоне пожарища мелькали полуодетые мужчины и женщины.
Терентий увидел, что на Петра выскочили двое абреков и пытаются сбить его шашками с коня. Не раздумывая, Терентий гикнул, пришпорил коня и бросился на ближнего горца. С ходу он рубанул наискось, слева вниз, и свалил абрека. Развернул коня и сбоку налетел на второго горца. Завязалась ожесточённая схватка, черкес оказался сильным и ловким бойцом. Отбиваясь от казаков, он вдруг выбил шашку из руки Терентия. Сказалась недавняя рана, полученная при переправе через Кубань. Пётр заслонил собой друга и ещё ожесточённее стал наседать на абрека. Казалось бы, силы равны, но Пётр был более вынослив, и в голове подстёгивала мысль, что за его спиной находится родич и друг. Терентий тем временем спешился и подхватил шашку. Из-за плеча сдёрнул ружье, прицелился в абрека и выстрелил. Пуля сразила черкеса, и друзья поскакали на помощь товарищам, преследовавшим абреков.
Помощь казаков пришлась кстати, среди хуторян почти не было потерь. Погиб один старик и были ранены две женщины. Весь скот, который захватили черкесы, казаки завернули из степи и вернули крестьянам.
Чтобы отвадить неприятеля от грабежей, Кацырев вновь снарядил отряд в триста человек и двинулся вглубь горных ущелий. За две недели отряд прошёл почти сто километров, разорил шесть аулов; казаки взяли почти сто черкесов пленными. Кроме этого, захватили более шестисот голов скота. Операция по усмирению горцев надолго запомнилась пластунам-деревянковцам. Именно их команда всё время находилась в передовом охранении. Часто пластуны ходили в разведку для выявления количества неприятеля.
Вернулись из похода усталые и простуженные. Часто приходилось ночевать в снегу. Не всегда можно было нормально питаться - ели всухомятку, не было времени и возможности готовить еду на костре. По приходу в крепость Терентий и Трофим слегли с высокой температурой. Почти две недели находились друзья в горячечном бреду. Лекарь давал настои трав и мазал их тела барсучьим жиром.
Кроме Терентия и Трофима, в лазарете с простудой лежали ещё четверо казаков. Через неделю один из них умер. Пётр боялся, что его друзья тоже могут умереть от горячки, но Бог миловал, и постепенно казаки стали вставать, выздоравливать. Почти до самой весны Терентий кашлял и был слаб телом, к службе совершенно непригоден. Определили его в лазарет - ухаживать за больными и ранеными. Трофим Вовк выздоровел быстро и ходил с пластунами в дозоры. Зимой, после того, как выпал снег, вылазки горцев прекратились, и жизнь в крепости стала размеренной и монотонной.
Прошёл год, как ушли казаки на войну. В семье Обломий подрастали Яким и Мишка. Ребята росли крепкими, здоровыми и смышлёными. Олеся возилась с детьми и занималась готовкой. Степан где-то добыл ткацкий станок, и иногда Олеся садилась за челнок. Из суровых ниток ткала основу, рисунок получался из крашеных ниток. Нигде никогда не училась, раза два увидела в поселении, как другие женщины ткут полотно, и стала сама на станке готовить материал для одежды. Также старые тряпки распускала на полоски и ткала дерюжки на пол.
Арина управлялась за скотиной, доила коров, ухаживала за поросятами. Когда собиралась стирка, с удовольствием стирала в больших ваганах (так называлось глубокое корыто). Раз в неделю устраивали баню, в этих же ваганах купались все по очереди. И для стирки, и для купания нужно было нагреть много воды. Степан построил на улице большую печку, да так хитро, что она обогревала, если надо, зимой всю хату, а летом заслонкой перекрывался поток горячего воздуха вовнутрь и направлялся сразу в трубу. На летней печке можно было готовить и при надобности нагреть большое количество воды.
Урожай в этом году был неплохим, не то, что в прошлом. И огород, и поля принесли много хлопот и радости Степану. Еле управились с Ариной во время уборки. Склад в склоне балки Степан увеличил и сделал отдельные помещения для хранения зерна и овощей. Также для запасов рыбы, бочек с соленьями и хранения окороков, колбасы и прочих продуктов пристроил новое помещение - просторное, прохладное, с вентиляцией на улицу.
Много времени заняло переустройство склада, но хозяйство у Обломиев крепло, появлялось больше продуктов, нужно было хранить не только для собственного пользования, но и для продажи. Землю, освободившуюся при устройстве склада, Степан перевёз телегой за ручей, где в прошлом году унесло часть огорода.
Огород тоже претерпел новое устройство. Камнями Степан сделал стенки на огороде и насыпал землю так, что со стороны склон казался большими ступенями. Теперь при сильных дождях посевы не смывало.
Не обходили Степан и Арина вниманием и семью Галки. Несколько раз, управившись с посевной, ездили к Наталке - помогать на поле. Конечно, не смогли занять посевами всю вспаханную землю, но по мере сил необходимое для прокорма количество хлеба, кукурузы и гороха засеяли. Помогли, уже перед Троицей, и с огородом.
Почти половину овощей в низине Наталка посадила сама. Никита ходил с трудом, его здоровье сильно подкосила смерть любимой жены. Наталка возилась со скотиной, готовила, прибиралась в хате и, когда выкраивалась минутка, оставив Гришу на старика, бежала на огород, пыталась там что-то делать. Неприятность доставляло то, что сломалась телега, а Наталка ничего не могла с этим поделать. Не было в семье мужской руки, и хозяйство постепенно разваливалось. Покосился сарай для скота. Ветром разодрало камышовую крышу на хате. По мере умения и сил Наталка пыталась исправлять возникающие разрушения.
В конце лета приехали Степан с Ариной. Вроде, и недалеко жили друг от друга, а времени не было отлучиться из своего хутора. Степан починил телегу, установил на неё новое колесо, прибил доски, чтобы ничего не проваливалось и не терялось. Арина помогла прибраться в хате. Наталка сама не успевала охватить все дела. Помогли собрать урожай. Степан перевёз сено поближе к хате. Все заняты были работой настолько, что даже поговорить толком не удавалось. Всё бегом, всё быстро делали, понимали, что на праздные разговоры нельзя отвлекаться.
Единственно, когда собирались уезжать отец с Ариной, Наталка не выдержала и заплакала. Арина обняла её за плечи, тоже зарыдала:
- Колы ж ця вийна скинчыться? Сил бильшэ нэмае чэкаты. Абы жыви повернулыся наши козакы.
- Мэни увэсь час Петро сныться, як скачэ до мэнэ, а дорога видсуваеться и видсуваеться, як рика, а вин протыв ричкы плыве, - отозвалась Арина.
Степан не выдержал, смахнул украдкой слезу:
- Хватэ сльозы лыты и голосыты, як бы лыха нэ наклыкалы. Така ваша доля - чэкаты казака до дому, и щоб вин там не горював, нэ згадуваты смутно.
Простились у хаты, да и отправились к своему хутору. Наталка стояла, глядя из-под руки, пока телега с родными не скрылась вдали. Потом вернулась к сыну и свёкру Они будто почувствовали, что Наталка только что плакала, сами сидели, обнявшись, на лавке и шмыгали носами.
- Що малый, що старый, за обома вамы трэба тэпэр носы вытыраты, - сказала Наталка и стала готовить на стол нехитрый ужин.
Отец привёз ей кое-что из своих запасов, и теперь, кроме каши, на столе стояли пирожки с творогом и варенье к молоку. Наталка в этом году не успела заготовить ни варенья, ни кураги, только груши-дички и яблок насушила, чтобы узвар варить.
Покормив свёкра и сына, Наталка на минутку присела на лавку. Посмотрела на свои руки и снова заплакала. Жёсткие мозоли на руках, загорелое, огрубевшее, обветренное лицо, постоянно болящая спина от тяжёлой работы сильно состарили её за какой-то год.
- Вот вернётся Терентий с Кавказа и разлюбит меня, совсем в мужика превратилась, - подумала Наталка.
Но на полатях захныкал маленький Гриша, она встрепенулась и все тяжёлые думы забылись мгновенно, и жалость к себе, и боль от одиночества, и боль во всём теле от тяжёлой работы. Надо было делать работу по дому, ведь, кроме неё, никто этого не сделает.
Письмо с Линии
Уже по снегу Степан ездил в Деревянковку и в правлении ему вручили письмо от Петра. Степан попросил писаря прочитать письмо, сколько смог, запомнил. Обрадовался, что у казаков на Линии всё благополучно. Из правления заехал к своему товарищу Ивану Вовку, пересказал содержание письма и все новости и приветы от его сына, Трофима. Там, у Ивана, Степан и остался ночевать: опасался в ночь ехать домой - снова в степи лютовали волки.
Посидели вечером за столом, выпили терновочки. Иван позвал соседа, который знал грамоту, сосед перечитал теперь и семейству Вовка письмо. Загрустили, запечалились казаки: что ж поделать, доля такая - на границе стоять, свои земли охранять.
Утром отправился Степан вдоль лимана к себе на хутор. Ему повезло - ехал не один, сосед Нечипоренко тоже выбрался проведать своё хозяйство. Ехали в санях Нечипоренко, привязав лошадь Степана сзади. Мороз был не сильный, но чуть мела позёмка, и говорить не хотелось. Нечипоренко пожаловался, что работники его стали приворовывать, кое-что из припасов продали на сторону, а за вырученные деньги купили себе самогонки и пьянствовали. Что-то с ними надо делать, видимо, придётся по весне новых нанимать, благо из России весной приходят в поисках работы целые ватаги крестьян.
На развилке дорог Степан пересел в свои сани и направился на хутор к Наталке. Надо пересказать ей новости. Наталка не ожидала в этот день отца и возилась в сарае со скотиной. Степан привязал свою лошадь к плетню, накинул на спину попону; он не собирался задерживаться здесь надолго. Помог Наталке наносить сена и воды, потом нарубил дров на несколько дней и только потом зашёл с Наталкой в хату и стал рассказывать новости.
Старый Никита плохо слышал и всё время переспрашивал, что с Терентием, и как он ранен. Наталка сначала очень сильно испугалась, когда Степан по порядку пересказал ей содержание письма, потом поняла, что Терентий уже выздоровел и снова воюет, успокоилась. Напоила отца и своих домашних молоком с пышками и мёдом (мёд ей как-то в конце лета завёз Степан со своей пасеки). Пышки у Наталки получались воздушными, хрустящими. Степан всегда удивлялся: вроде, у матери Наталка училась готовить, а вкус её еды - хлеба, борща, пирогов - всегда отличался в лучшую сторону Вроде, она секрет какой-то знала, готовила вкуснее Олеси.
Погостив с часок, Степан отправился домой. На улице, садясь в сани, он пообещал Наталке приехать в скором будущем, помочь с дровами.
Дома Степана заждались. Всё же тревожно было: в степи иногда целые стаи серых разбойников шастали, да и мало ли - дорога дальняя, всяко может случиться. Раздал дед гостинцы Якимке и Мишане, отдал вырученные от продажи рыбы деньги Олесе, а Арине привёз немного разных красок, что купил у знакомого иконописца. Арина уже давно начала потихоньку рисовать - то на печке целые картины нарисует, то на стене хату под тополем красиво отобразит. Будто картинки из сказок Пушкина, что привёз Пётр из Тамани. Арина сначала стеснялась своего умения, но потом, видя, что всем её художества нравятся, робко попросила Степана достать ей краски и большой лист плотной бумаги. Всё это Степан и исполнил, чем доставил невестке большую радость.
После раздачи подарков Степан стал рассказывать содержание письма, что привёз из Деревянковки. Арина и Олеся с замиранием сердца слушали новости. Когда Степан дошёл до того места, где описывалось ранение Терентия, обе заплакали.
- Ой, достаеться нашым козакам. Навищо тилькы ця вийна? Скоришэ б утыхомырылы цых басурманов, - проговорила Олеся. - Потрибно тут працюваты, детишек ростыты, землю обробляты, а не воюваты.
- Нэ можна так говорыты, ворогы прыйдуть и хату спалять, и тэбэ в полон забэруть, - отвечал грустно Степан.
Посидели немного за столом, вспоминали, как Пётр и Терентий за рыбой на лиман ездили, на охоту ходили.
- Хоч бы знаты, чы нэзабаром та вийна закинчыться? Нам те ще терпымо, а як Наталци однией на хутори? Одна и за чоловика, и за бабу… - вставила своё слово Арина.
- Така доля в жинок - чэкаты чоловика и терпиты, - отвечал Степан.
Якимка попросил письмо, ведь он учился у отца читать и писать, может, что и разберёт в написанном. И на самом деле, хоть и с трудом, по слогам, но прочитал всё письмо до конца. Пока он читал, Олеся и Арина, затаив дыхание, слушали и постоянно вытирали слёзы. Прямо с листа новости от родных казались ближе и понятнее, чем в пересказе Степана.
Ещё раз Степан уточнил, что нужно сделать для Наталки, какие работы выполнить ему и Арине, когда поедут на хутор к Галке. Поговорили-поговорили, да и решили - надо поехать в ближайшую неделю, Наталке помочь, совсем она закрутилась одна.
- От прииду з лыману, рыбы заготовлю, так потом и поидэмо з Орыною до Наталкы. Гостынэць повэзэмо и роботу зробымо, - завершил воспоминания Степан.
Он с Иваном Вовком и его сыном, будучи в Деревянковке, решил снова выбраться на рыбалку на лиман. Зимняя рыбалка хоть и тяжёлый труд, но очень хотелось свежей рыбки. И на продажу, может, получится добыть, посолить, да подкоптить. Он уже подсчитывал в уме, сколько денег можно выручить с рыбалки.
Через три дня приехали на двух санях Иван Вовк с младшим сыном Тимофеем. Степан недолго собирался: бросил в свои сани нехитрое снаряжение - черпак из мелкой сетки да мешки для рыбы. По свежему снегу быстро добрались до лимана. На берегу ещё летом Степан сделал новые коты, построил из камыша просторный шалаш.
Быстро набросали в затишке сена для лошадей, по льду разошлись к котам. Степан показал, как вытащить заслонки перед лабиринтом. Освободили все проходы в ловушки и у шалаша стали готовиться к рыбалке. Разожгли костёр; стена шалаша была отражателем тепла. Приготовили коптильню. Так было удобно: рыба не мороженая, и тепло от коптильни не пропадает, греться можно и обрабатывать рыбу прямо здесь же, на берегу
Перед обедом пошли проверять ловушки. Рыбы зашло не очень много, да и то, в основном, мелочь.
- Цэ нэ страшно, зараз до вэчора набижыть рыба, готуй тилькы мишкы побильшэ, - пошутил Степан.
- Як бы нэ довэлося порожнимы додому повэртатыся. От будэ смиху, повный блыман рыбы, а мы нэ можэмо нэи вытягты, - с опаской вторил ему Иван.
Пока обработали первую партию рыбы и часть заложили в коптильню, подошёл вечер. Мороз был небольшой, решили остаться на следующий день. Сделали из камыша настил и от ветра затишек, поставили сани так, что в них можно было ночевать. Уже смеркалось, когда пошли проверять ловушки. На этот раз обнаружили столько рыбы, что черпали её несколько часов. Видимо, потепление как-то прижало рыбу к берегу, и стенки коты направили её в ловушки. В этот раз было много чебака и сулы.
В одной ловушке обнаружили огромного сома, для выуживания которого потребовалась сила всех рыбаков. Зацепили его багром и еле- еле вытащили на лёд, а там уж до берега волокли, обмотав рыбину верёвкой за жабры. Длина сома составила около двух метров. Удивительно, как он протиснулся в узкий проход ловушки. Решили отвезти его в Деревянковку и продать целиком.
До полуночи сортировали рыбу, закладывали партиями в коптильню; часть просто разделали, чтобы потом посолить дома. Умаявшись, легли спать, зарывшись в солому
Утром ещё раз пошли проверять ловушки, и снова в них было полно рыбы. Выловили столько, что едва увезли на трёх санях.
Степан приехал на хутор уже к обеду. Усталый, промёрзший, он разгрузил весь улов, рассортировав: копчёную рыбу - в склад, а остальную, чуть просоленную, занёс в хату - пусть женщины доведут её до ума. На всю неделю хватило рыбы: готовили щербу, жарили и запекали в глине. Этот рецепт придумала Олеся ещё на Украине: потрошила рыбу, закладывала внутрь укроп, сладкий перец и лук, солила и обмазывала глиной. Всё это закладывали внутрь печи, как хлеба, и, вытащив через некоторое время отожжённый брусок, разбивали глину и получали ароматное, нежное и вкусное блюдо.
К новому году Степан отвёз всю заготовленную рыбу и немного горшков на продажу. Вместе с ним поехала в Деревянковку и Арина. Она хотела немного помочь Наталке, пока Степан будет в поселении.
Быстро доехали на хутор к Наталке. Она выглядела совсем плохо. Лицо осунулось, руки покрылись трещинами от холода и заветрились. Наталка постоянно недосыпала. Уход за скотиной, хлопоты по дому и заботы о сыне и свёкре совсем измотали её. Выглядела на лицо, как сорокапятилетняя старушка. Степан виновато смотрел на дочь: иногда он совсем забывал о ней, потому что дома тоже забот было сверх меры. Арина принялась сразу хлопотать в хате.
Степан сказал, что заедет в правление к писарю, чтобы написать письмо на Линию казакам. Может, и Наталка что хочет передать Терентию? Наталка заплакала и говорит:
- Пэрэдайтэ Терентию просто наши побажання здоровя. Нэ кажыть, що тут бачылы, нэхай нэ трывожыться. Що корысти вид того, вона довидаеться, як мэни важко, будэ хвылю- ватыся и рваты соби душу. Нэхай повэртаеться скоришэ здоровый и жывый.
На том и расстались. Степан погнал сани в сторону Деревянковки, надеясь попасть в поселение пораньше.
По приезду в курень Степан решил сдать весь товар, рыбу и горшки, перекупщикам. Конечно, так было меньше денег, но важно было сэкономить время. Между делами Степан сходил в канцелярию и уговорил писаря за десяток яиц написать письмо сыну и зятю. Около часа заняло послание. Потом Степан зашёл в церковь, поставил свечки святым и заказал сорокоуст за здравие воинов Петра и Терентия.
Купил в лавке по просьбе Арины красивой материи на рубашки детям и на обновы для невестки и Олеси.
Степан категорически не хотел что-то покупать для себя. Пётр в последнем письме написал, что привезёт отцу красивые одежды, добытые в походе против черкесов. Степан вспоминал с удовольствием, как выглядел Пётр, когда вернулся с последней службы. Черкесска, бешмет и зелёные шаровары просто покорили его своим видом. Он представлял, как придет к Ивану Вовку в новой обнове. Не носил он оружия в обычные дни, но в мыслях уже видел, как на поясе у него будет висеть кинжал в красивых ножнах. По старости лет стал он привередливым в одежде. Если на работу в будни надевал что попроще, то в праздники одевался по запорожским обычаям в яркие наряды. Атласная синяя свитка, красная рубаха, яркие зелёные атласные шаровары подпоясаны широким чёрным кушаком - со стороны выглядел красочно. Общий вид дополняли уже седые свисающие усы и чуб-оселедец, намотанный на ухо.
Ещё в лавке купил детям кулёк конфет. Степан сам иногда любил побаловаться конфетой или сахаром вприкуску, когда пил кофе или чай.
Дорога была укатана, добрался до своего хутора за несколько часов, по пути захватив Арину Степан радовался, что все дела в Деревянковке сделал за один день. Решил на неделе выбрать время и вместе с Ариной ещё раз поехать на хутор к Наталке, помочь ей немного управиться с хозяйством.
Но не всё получается, что загадывается. Снова заболела Олеся. Выскакивала из хаты налегке и простыла. Жар и слабость свалили её в постель. Арина хлопотала, заваривала калину, давала отвар душицы, чабреца и зверобоя, но Олесе становилось всё хуже и хуже. Она задыхалась, кашляла, по ночам не могла лежать, так как останавливалось дыхание. Арина не знала, что делать, не с кем было посоветоваться. Делала обтирания и припарки свекрови, но ничто не помогало, и Олеся сгорала на глазах.
Степан с состраданием смотрел, как прямо на глазах угасает его жена. Олеся перенесла в своей жизни столько горя, что это не могло не отразиться и на её здоровье. Тяжкий труд на панов ещё на Украине, постоянные простуды, надорванное здоровье уже здесь, на Кубани. Олеся никогда не берегла себя, все силы отдавала, чтобы её муж и дети не испытывали неудобств от её хвороб. И вот теперь силы окончательно покинули её. Олеся понимала, что настало время уходить, но она не молилась о своём спасении, а наоборот, все мысли были о том, как останутся без её заботы муж, дети и внуки.
Прямо на новый год Олеся тихо ушла в иной мир. Ещё с утра она постанывала, видимо, тяжко ей было, а потом позвала Степана, попросила, чтобы Якимка и Мишка ушли в другую комнату. Взяла за руку Степана, прижалась к ней. Слёзы стекали по впалой морщинистой щеке.
- Просты мэнэ, якщо колы скрывдыла тоби, мий ридный. Мэни з тобою було спокийно, - прошептала Олеся и затихла.
Степан перекрестился и застыл надолго, не выпуская руки Олеси. Слёзы текли по его лицу, и он не замечал, что плачет.
Зашла в комнату Арина, обняла за плечи свёкра и увела к детям. Сама стала готовить Олесю в последний путь.
Прежде всего, по обычаю, омыла душу: перед умершей поставила сосуд с водой, в котором, по поверьям, купалась душа, прежде чем улететь на тот свет. Такой сосуд должен стоять 40 дней - столько, сколько душа прощается с телом.
После омовения души покойной Арина достала из сундука всё, что хранила свекровь на смерть, обмыла её с помощью Степана и уложила на лавку ногами к двери. После этого стала одевать в последние одежды. Свитка и юбка были чёрного цвета. Голову накрыла платком и вложила в руки деревянный крестик.
Арина сняла с покойной серьги, что та носила, на глаза положила медяки.
- Пиду зроблю труну, хрэст и выкопаю могылу, - сказал Степан.
Он оделся и ушёл. Арина с детьми стала молиться перед иконами. Она расплела волосы и надела чёрные одежды. Яким и Миша ещё не понимали, что случилось, но видели, что и мать, и дед очень опечалены. Они тихо стояли на коленях возле матери, которая молилась и вспоминала всё то доброе, что видела и принимала от свекрови. Потом встрепенулась, оставила детей в другой комнате, тепло оделась и вышла на улицу. Надо было оповестить Наталку и ближайших соседей по хутору. Арина заседлала лошадь и верхом, рысью, поскакала на хутор Галки. Степан в последний момент успел перехватить её и дал с собой карабин - мало ли что может случиться в степи.
Наталка собралась быстро. Она будто чувствовала, что с матерью случилась беда. Ни слёз, ни рыданий не показала. Быстро собрала Гришаню, заседлала верхом лошадь и отправилась с Ариной на родительский хутор. На полпути Арина ускакала на хутора Головка и Андрияша, ближайших соседей. Они часто заходили к Обломиям, знали и уважали Олесю, и надо было известить их о её кончине.
Пока Арина была в пути, Наталка добралась до хутора, поплакала у тела матери, помогла отцу с управлением скотины и стала готовить еду на помины. Степан с Ариной с самого начала решили хоронить Олесю на следующий день. Место под могилу выбрали на ближайшем кургане, чтобы ветрами овевалась могила и вечно находилась среди степных трав и цветов. Очень трудно было по морозу копать могилу, пришлось разводить несколько раз костёр, чтобы прогреть землю.
На следующий день с утра приехали соседи. Немногословные, повидавшие на своём веку много горя и лишений, старые казаки с пониманием отнеслись к горю Обломиев. Головко помог копать землю. Много не говорили, всё понятно было и без слов. Каждый из взрослых знал, что ему делать в подобном случае. Женщины распустили волосы и причитали, вспоминая всё, что не успела сделать Олеся, о чём мечтала. После обеда вынесли гроб с покойницей из хаты. Перед тем как вынести из двери, трижды осторожно постучали гробом по порогу. Так запечатывали покойнику дорогу назад. Положили гроб ногами вперед на сани и отправились в её последний путь.
Природа как бы тоже прощалась с Олесей. Выдался чуть морозный, но солнечный день. Провожать её в последний путь отправились все, даже дети. Их посадили рядом с гробом в сани и укутали большим овчинным кожухом.
Прощались недолго. Становился человек на колени перед гробом, прислонялся головой и говорил, чтобы Олеся простила его. Сухо стукнули комья мёрзлой земли по крышке гроба, в голос заплакали Наталка и Арина. Степан отошёл в сторону, пока закапывали могилу - не хотелось ему показывать свои слёзы.
За поминальным столом не рассиживались, у каждого было много неотложных дел. Обязательным блюдом на поминах был канун - варёная пшеница с мёдом. Сразу после трапезы поставили на окно стакан водки и кусок хлеба, предназначенные для духа покойной.
Уже темнело, как Степан запряг лошадь в сани и отвёз Наталку с Гришей на хутор. Как и предполагала Наталка, старый Никита не смог управиться полностью за скотиной. Коровы мычали, им вторили визгливо свиньи. Степан помог дочери управиться с животными, дал всем сена, а свиньям наколотил болтушки. Наталка тем временем быстро подоила коров, приготовила еды, чтобы покормить Никиту. Поздно вечером Степан отправился домой. Он очень боялся нападения волков, держал наготове ружье, но всё обошлось. Проезжая мимо кургана, на котором сегодня похоронили Олесю, он остановился и прочитал «Отче наш»:
- Отчэ наш. Ты що еси на нэбэсах, нэхай святытся имя Твое, нэхай прыйдэ царство Твое, нэхай будэ воля Твоя, як на нэби, так и на земли. Хлиб наш насущный дай нам сьогодни; и просты нам провыны нашы, як и мы прощаемо вынуватцям нашым; и нэ ввэды нас у спокусу, алэ вызволы нас вид лукавого. Бо Твое е царство и сила и слава, на викы вични. Аминь.
Минуту помолчав, Степан перекрестился и поехал домой. Долго не мог заснуть ночью. Тишина в хате стояла гробовая.
На другой день пошли на курган, понесли «завтрак» покойной. Посидели молча у могилы. Вскоре подъехала верхом Наталка. Спешившись, обняла отца, будто давно не виделись. Очень тоскливо было Степану, и Арина с Наталкой это понимали. Они попросили Степана, чтобы тот, будучи в Деревянковке, заказал литургию по Олесе.
Расстались тут же, у кургана. Наталка поспешила на хутор, где почти без присмотра остался маленький Гриша. Никита совсем был плох, и доверять ему ребёнка было просто опасно.
Перед новым годом в предгорьях выпало очень много снега. Сама Усть-Лабинская крепость будто покрылась белым покрывалом. Если бы не дымки из труб, то издали и не распознать, что здесь целое поселение.
Служба казаков сводилась лишь к наблюдению за противоположной стороной и редкими объездами верхом, когда было ненастье или шёл снег. Три друга маялись от тоски по дому. Терентий иногда заходил в хату, где размещались деревянковцы. Ему было особенно трудно, так как всё время он проводил в лазарете, помогал фельдшеру ухаживать за больными и ранеными. Было много работы по колке дров и заготовке воды. Помимо этого, приходилось носить еду из кухни и прибираться в комнатах. Терентия тяготила эта обязанность, хотелось быть рядом с товарищами, ходить в дозоры, нести обычную службу.
Прошёл слух, что по весне отпустят деревянковцев на льготу Эту новость принёс Терентий, который, в свою очередь, услышал её от фельдшера. Фельдшер дружил с писарем, и оба имели склонность проводить время за горилкой. Но новость была пока слухом, и Пётр призывал товарищей не особо надеяться, потому что разочарование повлечёт за собой душевную боль.
Да и положение дел на Линии говорило, что черкесы не собираются успокаиваться. Глубокой зимой пока затихли, а всё лето и осень держали казаков постоянно в тревоге. Набеги, захваты пленных и скота происходили то на одном участке Линии, то на другом.
В феврале Пётр получил письмо от Арины. Мелким почерком на большом листе описывались все события, происходящие в семьях Петра, Терентия и Трофима. Порадовало, что все живы и здоровы, ждут их с нетерпением, желают здоровья, особенно Терентию после ранения.
Пётр почти каждый вечер перечитывал письмо при свете каганца в углу хаты. Он вспоминал ласковые слова Арины, светлые пушистые головки сыновей, домовитого отца и хлопотливую мать. О сестре почему-то вспоминалось отдельно, но всё равно с тёплой ноткой в душе. Пётр понимал, что Наталке приходится сейчас особенно тяжело. Осталась она с малым ребёнком и беспомощным стариком на руках. Хозяйство, вроде, и небольшое, но одному человеку справиться со всем этим было очень трудно.
Думал Пётр, как там его жена Аринушка? Он помнил чуть ли не воочию глаза жены, в минуты ласки такие затуманившиеся, её губы с беленькой родинкой в уголке рта, ощущал иногда её дыхание, пахнущее почему-то женским молоком. От всего этого кружилась голова, и Пётр начинал молиться о здравии и благополучии своей любимой. Сдержанный в жизни, в мыслях он просто накрывал своей нежностью Арину. Представляя её в мыслях и мечтах, Пётр понимал, что красивее и ближе нет на свете женщины. В такие минуты он доставал сундучок и рассматривал украшения и одежды, что приготовил для жены. В мечтах видел, как она всё это наденет и станет ещё краше.
Терентий и Трофим часто видели затуманенные глаза товарища и догадывались, что в эти минуты он думает о семье, о любимой жене, о детях. И даже немного побаивались, как бы Пётр не тронулся головой от такой любви. В боях Пётр становился стремительным и жёстким. Нет, он не боялся погибнуть, опасался только сгинуть в далёком краю и оставить семью без защиты. Товарищи присматривали за его лихими действиями в стычках с неприятелем. И по возможности всегда приходили на помощь в тяжёлые минуты.
Нужно отметить, что уже почти полгода пластуны были переведены на смешанный вид несения службы. В схватках с неприятелем захвачено было много лошадей, и теперь зависело от характера выполняемого задания, будут они пешими или конными. У каждого казака было по две лошади - это накладывало дополнительные заботы. Нужно было ухаживать за лошадьми, следить за тем, чтобы они были здоровы, подкованы, и упряжь находилась в исправности.
По выслуге и уходу на льготу эти лошади передавались казакам в собственность. Снабжение жалованьем, продовольствием и фуражом было весьма скудным. И потому казаки добывали всё это своими силами из так называемой «барантовой» суммы, то есть, пользуясь трофеями во время походов.
Прошло несколько месяцев, наступила весна, и в крепости снова настали горячие денёчки. За зиму кое-где в крепости оплыли земляные валы, деревянный частокол по верху вала тоже надо было ремонтировать. Да и хаты, в которых жили казаки, сильно пострадали под большими сугробами. Казаки вместе с наёмными работниками на подводах возили землю к валам, укладывали в промоины высокие плетёные корзины и засыпали их привезённой землей. Лес для частокола возили из-за Кубани. Рубили сосны на черкесской территории и плотами сплавляли на правый берег. От берега к крепости тянули брёвна волоком. Помимо работ по благоустройству укрепления, приходилось ходить в дозоры.
Давным-давно в крепости был создан меновой двор, где проходил обмен товарами между закубанскими жителями и русскими купцами. Выгодно было менять со стороны горцев просо, мёд, воск, фрукты, кожи, шкуры диких животных, шерсть, дёготь, скот. С русской территории предлагали соль, верёвки, холсты, хлеб. Запрещено казакам было продавать или менять для горцев оружие, порох, селитру, свинец. Напротив крепости через Кубань построили мост и карантинный пост. В самой крепости разместились склады русских купцов и лавки мелких торговцев. Всё это создавало дополнительное беспокойство казакам, охраняющим границу. Приходилось быть начеку в любое время суток. Мало ли кто проберётся на правый берег под видом мирного черкеса.
В конце мая пришло распоряжение из Екатеринодара отпустить на льготу казаков, прослуживших на Линии два года. Деревянковцы первыми были выписаны из команды.
Терентий, Пётр и Трофим с товарищами выехали на Деревянковку рано утром. Ехали верхом, в смене имея ещё по одной лошади. Почтовая дорога, по которой они выдвинулись в сторону родного куреня, была оживлённой. В оба конца двигались всадники, тарантасы, обозы с товарами. Через определённые участки дороги стояли пикеты или кордоны.
Пётр ехал домой с тревожной душой. Уже более месяца его одолевали кошмарные сны. Чудилось ему, что в сражении он вдруг остался без сил, и черкес отрубил ему руки и ноги. И не умер он, а лежит в степи без движения, и боль идёт не из отрубленных конечностей, а из сердца. Радоваться бы, что едут домой, но не было радости от скорой встречи с родными, с любимой женой, с детками дорогими.
Терентий видел, что с Петром что-то творится, пытался разговорить его, но друг молчал, насупившись, не мог или не хотел объяснить причину печали.
За два дня добрались до Каневского куреня, а там, за рекой, и Деревянковка. Через Челбас переправились по новой дамбе. Трофим уговаривал друзей заехать к нему домой, но Пётр с Терентием рысью поскакали к себе на хутора.
Пётр на минутку заскочил к Наталке и сразу понял: что-то случилось. Плача, она первым делом обняла брата и сказала:
- Мамы нэмае, залышыла вона нас!
Пётр вдруг осознал, что свет вокруг него потускнел, будто чёрные тучи застлали солнце. Ноги подкосились, и он сел на бревно у хаты.
Терентий обнял плачущую Наталку и, целуя мокрое лицо, пытался успокоить жену.
Из хаты, опираясь на палку, вышел Никита. Он плохо видел и слышал, но Наталка так громко плакала, что он всполошился. Узнал по голосу сына, подошёл и обнял, пряча глаза. Совсем старый отец стал, совсем ослабел, даже объятия были чуть слышны, не то что лет десять назад. Тогда отец мог обнять Терентия так, что даже вздохнуть нельзя было. Радость от встречи была омрачена известием о смерти Олеси и видом совсем немощного отца. Терентий зашёл в хату. Там в кроватке стоял его сын Гриша. Терентий с нежностью взял его на руки:
- Ну, вылытый козак! Мий сын, моя кровынушка!
Терентий только сейчас почувствовал, как он соскучился по дому, по мирной жизни, хлеборобскому труду. Слёзы навернулись на глаза, сердце сжалось, но не больно, а как будто кто его просто придержал, погладил. Он вышел с сыном на руках во двор. Наталка не знала, что делать - то ли с братом побыть, разделить его горе, то ли к мужу броситься, радоваться его приезду. Терентий понимал всё и отошёл к отцу на брёвна, сел рядом, одной рукой придерживал сына на коленях, другой чуть приобнял отца. И во всём этом чувствовалась такая радость, такая нежность, что со стороны невозможно было не улыбнуться.
Пётр поднялся, ещё раз обнял сестру, старого Никиту, нажал на нос Гришане, кивнул Терентию и сел в седло. Надо было ехать домой.
По пути увидел на кургане одинокий крест, спешился и подошёл к могиле. Опустился на колени, погладил земляной холмик и сказал:
- Мамо, мамо, нэ думав я, що нэ побачу Вас бильшэ. Як жэ тэпэр жыты? Нэ почую николы Вашого голосу и нэ видчую, як Вы гладытэ мэнэ по голови.
Пётр сидел у могилы, вспоминал всё, что помнил из своей жизни: как маленьким разбил коленку, а мама прикладывала подорожник и обматывала тряпицей, оторванной от подола; как упал с лошади на всём скаку, а мама прибежала, взяла его голову, нежно гладила и приговаривала, что всё будет хорошо, заживёт, забудется до свадьбы; как спрыгивал с дерева и ободрал всю кожу на животе, а мама мазала ссадины и целовала, роняя слёзы.
Так продолжалось бы долго, но со стороны хутора донёсся крик. Пётр оглянулся и увидел, что к нему бежит Арина. Уже несколько раз было такое - казалось, что Арина летит над степью; платок развевался за спиной, и казалось, что у неё выросли крылья.
Пётр встал с колен и бросился навстречу любимой. Сердце его колотилось, словно хотело выскочить наружу. С размаху обняв жену, Пётр слышал только её дыхание. Арина обмякла в его руках, будто потеряла сознание. Пётр взял её на руки и пошёл к дому. Лошади шли следом.
Не доходя до края балки, Арина очнулась в его руках и затрепетала, стала обнимать, целовать, да так, что у Петра перехватило дыхание, и он вместе с Ариной опустился на траву.
- Ни, отут нэ трэба, давай додому йты, удома батько з дытынкамы. Нэ хочу так швыдко.. Мылый, коханый мий! У нас уси жыття упэрэди. Главнэ, що дочэкалася тоби. Жывый, коханый, бажаный...
Арина шептала, будто задыхалась, не могла остановиться. Пётр смотрел на жену. Лицо её было похоже на икону. Когда она шептала, слышен был запах грудного молока - так он всегда узнавал, что Арина ждёт его, желает ласки, близости. Но вот она очнулась и, смущаясь, сказала:
- Пидэмо додому, ты напэвно утомывся, нагодую тэбэ, дам видпочыты.
Обнявшись, они шли на хутор. С пригорка было видно, что во дворе возится Степан, и рядом дети в траве копошатся.
- Як я скучыв! Як тут красыво на хутори... Я вжэ нэ мрияв, що додому добэруся!
Пётр снова почувствовал, как сжалось сердце в груди. Перевёл дух и крикнул во весь голос:
- Я прыйшов додому!
Видно было, как во дворе вскинулся Степан, присмотрелся из-под ладони и кинулся навстречу. Следом побежали дети.
Пока Арина готовила на стол, Пётр ходил вместе с отцом по двору, смотрел, как изменилось хозяйство, что нового появилось после его отъезда. Порадовался, что Степан сделал большой склад для продуктов. Ещё на Линии он мечтал вместе с отцом чаще ездить на лиман и всерьёз заниматься рыболовством. Кроме кот-ловушек, неплохо было бы построить большую лодку и приобрести вентеря. Он видел как на Лабе и на Кубани ставят в заводях вентеря, и сколько таким образом ловится рыбы.
Но вот Арина позвала своих мужчин за стол. Пётр поразился разнообразию блюд, на Линии казаки привыкли питаться скромно. Довольствия из войска практически не было, каждая крепость, каждый полк сами добывали себе пропитание.
Степан налил себе и сыну терновки, а Арине - вишнёвой наливки. Пить не стали, только чуть пригубили - на дворе день в разгаре, много работы ещё предстояло сделать. Пётр с наслаждением ел домашние разносолы. За два года подзабыл вкус окорока, колбасы, пирожков со сметаной, солёного арбуза, квашеной капусты. Дети забыли отца и дичились, старались не смотреть в его сторону.
После обеда Пётр открыл походный сундучок и стал раздавать подарки. Отцу вручил черкеску чёрного сукна с серебряными газырями, достал бешмет и лохматую белую папаху; по сложившейся традиции подарил ещё турецкую трубку и большой кисет заморского табака.
Якиму вручил кинжал в серебряных ножнах, обнял его и сказал:
- Сын мий, ты вжэ дорослый, дийсный козак. Тоби цэй кынджал дарую на все жыття. Нэхай вин тэбэ выручае у важку хвылыну, але николы нэ доставай його бэз потрэбы. Будь хоробрым и бэрэжы нашу нову Батькивщыну - Кубань.
Яким очень серьёзно посмотрел на отца, потянулся к нему, прижался к руке и сказал:
- Батько, я буду гарным козаком, можэш на мэнэ сподиватыся.
Пётр достал из сундука оловянных солдатиков, которых купил в крепости перед отъездом, и позвал к себе Мишу:
- Сынок, ты щэ малэнькый, даю тоби солдатыкив, учыся воюваты покы тут, у хати, прийдэ щэ твий час.
Миша поджал губы и обиженно, со слезами на глазах, прошептал:
- Ага, Якымке кынджал, а мэни играшку для малэнькых. Я шаблю хочу и коня, я тэж козак.
Взрослые засмеялись. Вот Мишка, маленький, а уже с гонором. Пётр ласково взглянул на жену и, перевернув сундук, показал, что там ничего больше нет, кроме нескольких бумаг и разных вещиц для мундира. Арина, улыбаясь, сказала:
- Нэ трэба мэни подарункив, головный подарунок - цэ ты, жывый и нэпошкоджэный, прыйшов додому, - она подошла к мужу и прижалась к плечу.
- Ни, рано ты вид мэнэ видбываешся. Увэсь час думав про тэбэ, и нэ прыготуваты подарунок я нэ миг. Я хочу, щоб ты була сама ошатна, найкрасывиша! - ответил Пётр.
Он взял большой мешок, развязал ремешок и стал доставать наряды, один другого красивее. Длинное белое платье из шёлка, красное платье из бархата, красного атласа, вся в вышивках, жилетка, сафьяновые чувяки из цветной кожи, большая цветная шаль с кистями, кафтан с серебряными застёжками и по краям расшитый галунами, и красивая, мехом внутрь, шуба.
- Я, що, туркэня, чы що? Як цэ усэ вдягаты, якщо наши жинкы ходять скромнишэ. И куды цэ вдягаты? Чи у сарай худобу доглядаты? - спросила, улыбаясь, Арина.
Она была очень рада тем обновам, что привёз муж, уже в голове прикидывала, что надо подшить, что укоротить. Но это было ещё не всё. Пётр достал со дна мешка красивые бусы красного камня и серебряные серьги с висюльками. Немного задумавшись, он вытащил ещё одну шаль и красивую шубу из лисы и протянул Арине.
- Думав, мами дистанэться, алэ от нэ встиг нэи порадуваты. Носы ты, Орынушка.
Арина убежала в другую комнату, через несколько минут вернулась в новых одеждах. Все зачаровано смотрели на красавицу. Действительно, бриллиант нуждается в оправе - так и красота Арины ещё больше подтвердилась изысканными одеждами и украшениями. Будто принцесса с картинки в книге Пушкина, предстала она перед семьёй. Пётр затаил дыхание, настолько его захватило очарование любимой жены. Никогда в жизни он не видел красивее женщины. И вот эта красавица из красавиц - именно его жена.
Арина, видя восхищение мужа и свёкра, смутилась и убежала в другую комнату. Через несколько минут, переодевшись в повседневную одежду, она стала собираться на огород.
- Петро, видпочынь з дорогы, а нам трэба робыть. Дэнь не чэкае, тикае за сонцэм, щэ багато чого трэба встыгнуты.
- Так що ж я буду видпочываты, якщо рукы скучылы по домашний роботи. Пидэмо, коханна моя, показуй що робыты трэба.
Пётр приобнял на секунду Арину и вышел вслед за ней на двор. Взял тяпку возле сарая и пошёл на огород. Арина двигалась по узкой тропинке сквозь заросли терновника, слегка покачиваясь и отклоняясь от колючих ветвей. Пётр шёл сзади и не мог оторвать взгляда от точёной фигуры жены. У него кружилась голова, сердце переполнялось нежностью и желанием обнять и зацеловать её. Арина чувствовала состояние мужа, она сама истосковалась по любимому и всё время ждала, что он позовёт её в свои объятия.
Прошли терновый куст, за ним шёл некрутой спуск к ручью. И тут, под раскидистой айвой, Пётр не выдержал, догнал Арину, развернул лицом к себе и припал к её губам. Всё поплыло в глазах, ноги подломились, и только высокая трава качалась от ветра, скрывая таинство любви.
Источник: Макухин В. Переселенцы // Каневчане. – 2016. - №16. – С. 84 - 93.
Комментариев нет:
Отправить комментарий